Они познакомились в Москве, перед самой войной, в «читалке» одной из библиотек.

Она заметила его высокого и худого, не по сезону обутого в легкую обувь, укутавшего свое лицо в длинный шарф, словно это могло помочь ему, простуженному.

  Он бесконечно кашлял, виновато оглядываясь вокруг, пытаясь заглушить этот кашель шарфом. И когда она предложила ему горячий чай с молоком с термоса, несколько застенчиво согласился.

   Чай действительно помог ему, и он случайно встретив ее в гардеробе, поблагодарил и вызвался помочь донести книги, которые она набрала для чтения дома. Вернее, в комнатушке, которую снимала.

   По дороге они познакомились.

   Он, Василий Суворин, студент технического вуза, и она Елизавета Ланская, тоже студентка, без пяти минут хирург.

   Оказалось, Василий промочил ноги, и она, не уверенная, что это не повторится, буквально затащила его к себе и отдала ему новые, теплые стельки для обуви. И пока он подгонял их под свои туфли, вскипел чайник, и они просидели еще пару часов за скромным студенческим столиком, пили чай и говорили о современной поэзии.

   Василий помнил и знал наизусть стихи многих известных поэтов, чем удивил Елизавету, которая не ожидала такой поэтической души у технаря.

   А он, уходя, пригласил ее на вечер встречи с известным поэтом, в свой институт.

   Она согласилась. Так начались их встречи, и через пол года, он признался ей в любви.

   Елизавета первой закончила учебу и уехала, а он учился еще два года, забрасывая ее пачками писем о любви и проклятиями разлуки. А она в ответ почти с каждой получки присылала ему маленькие посылки со сладостями и теплыми вещами.

   Когда Василий закончил учиться и в другом городе определился с работой, Елизавета немедленно переехала к нему, хотя у нее к этому времени была уже своя квартира.

   Они поженились и были счастливы. Но это счастье длилось недолго.

   Началась война.

                                                              2.

      Война все поставила с ног на голову.

  Завод, на котором работал Суворин с полувоенного, мгновенно превратился не только в военный, но в сверхсекретный объект. А сам, Василий, стал лицом с бронью от призыва в армию.

   А вот с Елизаветой получилось все наоборот. Ее призвали через два месяца с начала войны.

   На вокзале, провожая Елизавету, Василий с удивлением разглядывал ее  шинель, скрывшую стройную фигуру жены.

   Он виновато шептал, что так не должно быть, что это не она, а он должен ехать туда, на Запад, навстречу ужасам войны.

   Он жаловался ей, что не понимает, как будет теперь жить без нее.

   Она ласково, словно была его матерью, гладила по голове, разглаживала сморщившиеся, готовое заплакать лицо, и говорила, что все будет хорошо, и они скоро снова будет вместе.

   И эшелон уже тронулся, когда она, оторвавшись от него, с трудом догнала свой вагон в сапогах на два размера больше ее маленьких ножек.

   Наскоро пройдя военно-медицинскую подготовку, Ланская попала в самое пекло войны.

   Война началась для Елизаветы с окружения, из которого остатки армии, в которой она находилась, выходила два с половиной месяца. Затем снова передний край и снова окружение. И теперь ее саму, тяжелораненую вывезли последним самолетом на Большую Землю. Через полгода госпиталей она  вернулась на фронт.

   За это время Василий получил лишь несколько писем от нее. Он отвечал ей длинными письмами о любви, и о неустроенности своей жизни без нее.

  Она тоже писала о любви, опуская подробности об ужасах войны.

  О том, как с начала войны, ей уже несколько раз пришлось участвовать в боях.

А однажды, под Сталинградом, прорвавшийся в тыл немецкий танковый десант, передавил гусеницами весь полевой госпиталь. И один из танков промчался через ее операционную палатку, разметав и превратив в месиво весь ее обслуживающий персонал, оставив в живых ее одну, прикрывшую собою раненного солдата на операционном столе. И спустя несколько минут, когда едва осела пыль и гарь от танка, она, с помощью двух легкораненых продолжила операцию.

  Один майор, которого она буквально вытащила с того света, на прощание, оставил ей пистолет, подарочный трофейный «вальтер», стрельба из которого, вдруг, стала ее единственным любимым занятием. И едва наступала, хотя бы малейшая передышка, Елизавета уходила подальше от госпиталя и стреляла, стреляла по наспех развешанным мишеням.

  В конце войны, на  редкой праздничной вечеринке, красавец капитан, вызвавшийся помочь ей отнести посуду на кухню, вдруг схватил ее там и стал целовать, лихорадочно расстегивая пуговицы ее гимнастерки. Но едва луна осветила красивую, еще девичью грудь и голубые, холодные глаза Елизаветы, как он почувствовал на своей груди дуло того самого «вальтера».

- У – убь - ешь? – спросил, запинаясь, капитан.

- Убью! – спокойно ответила она.

   Капитан отпустил ее, виновато прикрыл грудь Елизаветы и ушел, не оглядываясь.

                                                        3.

    Война закончилась для нее неожиданно, под Прагой, за операционным столом, когда вдруг началась беспорядочная стрельба и крики: «Победа!», а выбежавшая на шум и снова забежавшая в палатку молодая сестричка, со слезами на глазах подтвердила: «Победа!». Елизавета, лишь на секунду закрыла глаза и вместо очередной команды, обратилась к ней: «Нужна тишина!» Сестричка снова убежала с палаты и через некоторое время наступила тишина.

   «Продолжаем» - сказала Елизавета и все, уняв, заметную дрожь в руках, продолжили выполнять ее команды и вскоре забылись в работе.

   Через час, когда она вышла с палаты, поняла, что весь госпиталь и все раненные, которые могли быть на ногах, стояли вокруг, в ожидание ее появления.

   Елизавета устало шагнула к ним, снимая маску, и все увидели ее красивую улыбку и счастливые глаза.

   «По – бе – да – а – а!!!!!» - закричал кто-то. А потом это закричали все. И эти крики потонули в бесконечной пальбе из оружия. Словно все эти  люди, хотели навсегда отстрелять все патроны, которые у них остались после этой войны. И застывшая на бинтах кровь, размокшая от слез радости, как капли росы опадали на траву. Люди, словно сумасшедшие, качали и носили на руках друг друга. Тяжелораненые, выползали с палаток и беззвучно плакали, глядя на ошалевшую от счастья карусель людей, словно, если они не участвуют в этом, счастье этих людей неполно и несправедливо.

  Домой Елизавету отправили скоро, не заставив ждать долго. Она ехала на Восток эшелонами, а потом и просто гражданскими поездами. На одном из поездов, она уснула, положив, голову на колени старого солдата, который тихо гладил ее волосы и говорил соседям: «Яки гарны дивчина, а воюе!».

   Родной город встретил ее едва заметным рассветом, и она прошла к своему дому по пустынным улицам. У двери, она уже подняла, было, руку, чтобы постучаться, как вдруг увидела, что в замочной скважине нет ключа. Елизавета опустила с плеч вещевой мешок, развязала его и достала из самой его глубины сверток, в котором лежали «вальтер», ордена и медали, и ключ от квартиры, который она хранила у себя, как талисман. Ключ послушно вошел в скважину, она повернула его и дверь открылась. Из квартиры пахнуло незнакомым, или просто забытым ей запахом. Предрассветный свет едва освещал ее комнаты. Елизавета закрыла дверь и тихо прошла с прихожей в спальню.

   В спальне, на кровати, она увидела спящего на спине мужчину, и  прикорнувшую к ней боком толстую девицу, чья жирная ляжка бесстыдно выглядывала из-под одеяла.

   Елизавета выронила с рук мешок, он гулко стукнулся об пол, и девица проснулась. Увидев незнакомого человека, она страшно закричала.

  Елизавета, испугалась этого крика и схватила лежавший на самом верху открытого вещмешка пистолет, рассыпав из свертка ордена и медали.

   Девица, увидев пистолет, завизжала от страха, и Василий, а это был он, проснулся. Он мгновенно присел на кровати, схватил с тумбочки очки, пытаясь разглядеть едва заметную тень человека в глубине комнаты.

   Елизавета повернула пистолет в сторону визжащей девицы но, видя, как Василий прикрывает ее, выстрелила в него. Пуля, пробила его очки и размозжила голову, разбрызгав кровь по стене. Василий медленно осел на подушку. А Елизавета, не спуская с него глаз, не глядя, стреляла в толстую девицу, пока не кончились патроны, и та не смолкла.

   Она так и стояла там, пока не приехала милиция. И потом сидя на стуле у стены, молча наблюдала, как эксперты вытаскивают из лужи крови, вытекшей с толстой девицы, пистолет и ее награды.

   Так началась частная жизнь Елизаветы Ланской. 

                                                  3.

     Освободившись, она осталась в этом северном городе. Буквально через год, она стала лучшим хирургом округа. И поняла, что ее руки, чудо - руки, ничего не забыли и все помнили. Даже стрелять. Как-то на одном пикнике, она разглядывала неизвестный ей вид карабина. И когда один из мужчин, что – то пошутил по этому поводу, попросила его подбросить в воздух пустую банку и пробила ее первым же выстрелом. Все мужчины наперебой безуспешно пытались повторить это, а она оправдывалась и говорила, что это случайность. И после этого, уже никогда не брала в руки оружия.

   Красивая и самодостаточная, она была вожделенной для многих мужчин, но все они получали сухой отказ в ухаживаниях. А через пять лет,  неожиданно для всех родила сына, которого воспитывала весьма сурово и требовательно.

                                                 

 Рассказ опубликован в журналах "Нива" №12 (Астана) 2009г., "Молодая гвардия" №3 2012 г. (Москва), "Москва" №4 2012г. (Москва), "Союз писателей" №1 2014г.(г. Новокузнецк. Россия)