6.
   Заключенный № 8554 Силин Владимир Степанович, был на днях переведен на вещевой склад лагеря, в котором управляющим был вольнонаемный Северцев Михаил Фомич, бывший фронтовик, инвалид, на физическую работу совсем не годный. На эту «умственную» работу он определился не без помощи своей жены Тамары Михайловны, главного бухгалтера лагеря. Силин, тоже был фронтовиком и поэтому познакомившись поближе они сразу сдружились и Северцеву даже было приятно, что общается с таким героем войны, награжденным среди прочих высоких наград даже орденом Александра Невского. Правда, все это, было как бы в прошлом. 
   После войны, выйдя в отставку, Силин работал на ответственном посту, по восстановлению одного крупного завода и не согласный с некоторыми решениями сверху, посла л в партийные органы анонимное письмо, в котором он обвинил одного из руководителей партии в излишней требовательности при мизерном оказании помощи.
   Лишь позже, он осознал, что анонимность этого, в сущности безобидного и правдивого письма, было его неправильным решением. Научившиеся за годы войны разыскивать и не таких анонимщиков, а значит и «клеветников на советскую власть», доблестные органы очень скоро нашли автора письма, передали дело на расследование и так гражданин Силин В.С. стал заключенным на мизерный тогда срок в 10 лет.
   Дальше Силин совершил еще большую глупость. Он написал жалобу в высшие органы власти, где указал, что он достойный гражданин своей страны, герой войны и его письмо должно было послужить только на благо родине. И как следствие, повитав в высоких кабинетах письмо стало достоянием слуха того самого лица, о котором Силин упоминал в письме, после чего новое следствие и суд лишь только увеличили его срок заключения на двухзначный с лишением всех званий и наград.
   Так он стал заключенным № 8554 особого лагеря, в котором в основном отбывали срок те, кто с оружием в руках воевал против него и его боевых друзей.
   И теперь Силин стал заложником своей собственной судьбы, ведь его враги, так и остались его врагами и в любой момент могли убить его, о чем собственно только и помышляли.
   И поэтому, каким чудесным образом он оказался на вещевом складе он не понимал, ведь это практически избавляло его от столкновений с врагами, особенно с националистами всех мастей.
   В то утро его, как всегда приветливо встретил Северцев и напоив чаем, указал на приготовленный комплект рабочей формы и сказал:
- Вот это, Степанович, велели принести начальнику второго лагпункта после утреннего совещания. Ты, поглядывай в окошко, как увидишь, что народ расходится с Управления, так значит и понесешь.
   Силин так и поступил. Переждав немного, когда народ с совещания уже разошелся, он пошел к указанному лагпункту.
   После появления нового начальника лагеря, не только на территории лагеря, но и в помещениях стало заметно меньше народа. Может их не стало меньше, но их присутствие в глаза не бросалось. 
   И поэтому испросив у дежурного, где находится кабинет начальника лагпункта, он прошел в указанном направлении, почти никого, не встретив на пути, негромко постучал в дверь и услышав «Войдите», вошел.
   Едва привыкнув, после уличного света к комнатному, Силин пригляделся к погонам сидящего за столом и когда убедился, что на них одна большая звездочка и перед ним начальник лагеря, доложился:
 - Гражданин начальник, заключенный № 8554 принес форму по вашему указанию.
  - Хорошо, - отозвался начальник. – Положите форму на стол и присаживайтесь. 
   Он указал на место сбоку за своим столом и захлопнув папку, которую только что просматривал снова обратился к Силину:
- Как поживаете Владимир Степанович, заключенный № 8554? Жалобы есть?
- Никак нет, гражданин начальник, жалоб нет, - ответил Силин.
- Со здоровьем как? – продолжил майор.
- Вы знаете, было не очень, но на днях меня перевели на другую работу, и я думаю, теперь все будет хорошо. – сказал Силин.
- Я тоже, надеюсь. - сказал майор, поднимаясь с места. -  Я внимательно просмотрел ваше дело, чудовищное, прямо скажу. Вы просто сами себя закопали сюда! Но что сделано, то сделано. Сегодня вашего оппонента уже нет на этом свете, что думаете делать Владимир Степанович?
- Думаю снова написать ходатайство на пересмотр. – ответил Силин.
   Майор прошелся по кабинету, молча постоял за спиной заключенного и подумав немного поделился с ним своими мыслями:
- Вот что я вам скажу, Владимир Степанович. Ходатайство, это конечно хорошо, но у меня почему-то нет уверенности в его полезности. Не забывайте, что на местах еще сидят те, кто осудил вас и вряд ли они решатся отменять свои решения. Вы уже, наверное, знаете, в настоящее время идет тихая амнистия, тех заключенных, которые осуждены на большие срок за незначительные преступления, не повлекшие за собой урона для советской власти. Речь идет об использовании амнистии лицам, у которых срок не более 5 лет. Нам дано право пересматривать дела двухзначных заключенных, при возможности и положительных показателях поведения и работы заключенного сокращать им срока до пяти лет, что означает автоматическое их освобождение. Разумеется, это не касается тех, кто изменил присяги и являлся пособником врагу. Они, конечно, пронюхали об этой амнистии и пытаются всячески препятствовать ей. И поэтому я принял решение, для того чтобы сохранить жизнь от этих ублюдков вас и вам подобных заключенных перевести подальше от них. Ну, а дальше, к сожалению, все ложится на вас самих. Совсем изолировать от них у меня нет никакой законной возможности. И поэтому просьба, берегите себя. не поддавайтесь никаким провокациям. А в остальном, можете надеется на меня. Я уже включил ваше дело на пересмотр. Это делается не так быстро, но заверяю вас, надежней, чем всякие там ходатайства.
   Пора домой, Владимир Степанович, надеюсь вы верите мне?
И он протянул руку Силину. 
Взволнованный Силин встал, протянул свою руку и почувствовал, как крепко пожал ее майор. Его глаза говорили о том, что он хочет что-то сказать Чернову, но тот опередил его и сказал сам:
- Не надо ничего говорить, Владимир Степанович. Идите. Не будем вызывать подозрение, вашим долгим прибытием здесь. Берегите себя, я надеюсь на вас.
   Он увидел, как увлажнились глаза заключенного и поэтому тотчас отпустив руку прошел к окну, как бы давая понять, что разговор окончен и стоял там до тех пор, пока не услышал, как закрылась дверь за ушедшим заключенным № 8554.
                                                                 7.
   Эта утренняя оперативка началась с неприятностей. Прямо во время нее дежурный соединил Чернова по телефону с Виктором Васильевичем Верба, который попросил это сделать срочно.
- Сергей Иванович, здравствуйте, - услышал Чернов в трубке его голос. – Простите, что отвлекаю вас, но ситуация обязывает. Необходимо с сегодняшнего дня до неизвестно пока какого времени снять всех заключенных с объекта по сбору подъемной машины новой шахты.
- А что случилось Виктор Васильевич? – поинтересовался Чернов. – Ведь это передовой и ответственный объект. Вы обещали, что комплектующие вот-вот поступят и мы сдадим объект даже досрочно.
- Да, старая история, знаете ли. – ответил Верба. – Я вам об этом на вашем собрание говорил. Сегодня ночью бандиты ворвались в дом ведущего инженера Займана, зверски избили его и применили насилие по отношение к его жене и дочери. Эти нелюди даже не пытаются прикрыть свои действия грабежом. Когда остановится это безобразие?! Я сегодня же напишу жалобу в министерство внутренних дел, пусть они разбираются! До свидания.
   И он положил трубку. Совещание продолжалась, но Чернов уже не мог как следует настроиться и передал все бразды его проведения Ванину, предварительно предупредив, чтобы людей с объекта по монтажу подъемной машины сняли с работы, но так, чтобы в любой момент они могли приступить к работам. Он мерно прохаживался вокруг стола, лишь изредка делая замечания по ходу ведения совещания, а сам все думал, что же можно сделать в этой истории с инженером Займаном, о котором был наслышан, только положительно. Прекрасный специалист, очень интеллигентен и доброжелателен. И это ночное происшествие выглядело как акт вызова всем тем, кто стремился выйти на плановые сроки строительства комбината.
  Как только закончилось совещание, Чернов тотчас позвонил Верба и когда он узнал, что совещание у него тоже закончилось, попросил соединить с ним.
- Слушаю вас Сергей Иванович, - услышал майор.
- Виктор Васильевич, у меня к вам просьба. Пожалуйста, не пишите пока жалобу в министерство. Самое большее, что они сделают, так это снимут лейтенанта Искакова и назначат нового начальника милиции, который, может быть, чем бы не был лучше Искакова, но все равно потребуется время, чтобы он вошел в курс наших дел.
   А лейтенант Искаков, я считаю, неплохой работник. Давайте мы пока подумаем, чем можем помочь ему, а там видно будет. Я это к тому, что он тогда отметил, что нити этих преступлений ведут в лагерь, а значит есть и наша вина. Конечно, было бы проще все свалить на лейтенанта, но это как-то будет неправильно.
   Если вы не против, разрешите нам обдумать наши совместные действия.
- Хорошо, - ответил Верба. – Но это, Сергей Иванович, последний для меня случай. Больше терпеть я не намерен!
   И он положил трубку.
Зная, через своих сотрудников, что Верба очень выдержанный человек, Чернов понял, что данное событие выбило его из этой позиции.
«Ладно, - подумал он. – Посмотрим, кто кого».
После обеда он вызвал машину и выехал в сторону поселка. Подъехав к нему, приказал свернуть к самостройкам и оставив машину как в прошлый раз пошел по известной тропинке к дому Сулеймана, под безудержный лай собак. 
   Он знал, чувствовал и видел, как через узкие щели заборов, занавесок окон и не плотно закрытых дверей за ним наблюдают десятки глаз и поэтому не был удивлен, когда увидел у калитки дома Сулеймана двух молодых людей, казалось бы, беспечно прогуливающихся здесь, но судя по мокрым спинам на рубахах, всего лишь на минутку обогнавшие его по пути.
   Как бы немного удивленные появлением Чернова они остановились перед ним и вопросительно взглянули на него.
- Позовите Сулеймана, - сказал им Чернов таким тоном, что, если бы эти люди не исполнили просьбу, он сам бы вошел в дом.
   Молодые люди переглянулись и немного спустя один из них отправился в дом, а еще спустя пару минут вернулся с Сулейманом на улицу.
   Чернов не подал ему руки и не сказал обычных слов приветствия, которые выразил при прошлой встречи, а только знаком руки пригласил пройтись с ним.
    Сулейман понял, о чем будет идти речь, он спокойно последовал рядом с Черновым и когда тот спросил его, знает ли Сулейман, что произошло ночью, поднял глаза свои навстречу взгляда Чернова и ответил:
- Знаю.
- Вы уже говорили с людьми? - спросил тогда его Чернов.
- Нет, - ответил ему Сулейман, не убирая с лица своего прямого взгляда. – Мы только собирались на днях сделать это.
- А ты, Сулейман, - говорил об этом с кем-нибудь? – снова спросил Чернов.
- Нет. – все также отвечал аксакал и все также смотрел на Чернова.
- А кто из твоих аксакалов, из тех что были с нами в прошлый раз, мог рассказать о том, о чем мы говорили с вами? – продолжал спрашивать Чернов.
Глаза Сулеймана моргнули, но он все-таки ответил твердо:
- Не знаю.
Чернов немного промолчал, но увидел, как молодые люди пытаются приблизиться к ним, торопливо спросил:
- Царнаев Мурат, мог рассказать об этом своим близким?
   Тут Сулейман впервые опустил свой взгляд и тихо, словно не хотел, чтобы его услышали приближающиеся к ним молодые люди, сказал:
- Не знаю.
- Так, все понятно, - сказал Чернов. – А ты все-таки честный человек, Сулейман и зря я тебе руку не протянул, прости. Но я в прошлый раз пришел, потому что верил вам, а сейчас понял, почему вы до сих пор не говорили с людьми. Потому что знали, что вас не послушают, так? Ладно, можешь не отвечать. Ведь кто-то успел рассказать об этом и то, что произошло сегодня и есть их ответ. Ну, хорошо, и я отвечу им, если они по-людски не понимают! Прощай!
   И он ушел от них, чувствуя, взгляды за спиной.
                                                           8.
  Чернов заехал в лагерь и на вещевом складе приказал Северцеву загрузить ему в мешки восемь спецовок для вольнонаемных и чемоданчик для инструментов, а затем, когда снова выехали из лагеря сказал Василию, чтобы ехал на песчаный карьер, на котором работали вновь организованное им лаготделение из заключенных-уголовников.
   В карьере, остановив первого попавшего заключенного он спросил, где можно найти Кардана, прекрасно зная, что тот и его дружки конечно же не работают и коротают время, где-нибудь за чаепитием, игрой в карты или нарды. Заключенный сам вызвался позвать Кардана, очевидно задумав прикрыть его и вскоре появился с ним и тотчас исчез.
   Кардан, привыкший ко всяким пассиям в своей жизни, казалось совсем не удивился, что его вызвали.
- Здравствуйте, гражданин начальник, - приветствовал он Чернова и добавил. – Надеюсь вы по хорошему поводу к нам прибыли?
- Ага, - ответил ему Чернов. – Ордена приехал развешивать на вас, да вот никак не решил для себя какого ты достоин.
- Да ладно, - отмахнулся Карадан. – Я же понимаю, вы просто так к нам бы не приехали. Так, как? Вы или дело мыкать, или за дело помыкать?
- По делу, по делу я Кардан, - сказал ему майор. – Да не по твоему чину.
- А что так? – удивился Карадан. – Я что не в доверие или как?
- Да нет, как раз в доверие, раз к тебе я обратился. Только ты вор, а мне люди другой масти нужны. – ответил Чернов. - Найди-ка ты мне Кардан двух беспредельщиков, которые у таких же как они в почете и приведи их ко мне вон к той бытовке, я там ждать буду.
  И Чернов показал рукой на небольшой вагончик невдалеке от них.
- Прямо сейчас? – поинтересовался Кардан.
- Нет, я еще неделю могу подождать! - сказал возмущенно Чернов, и тронув рукой за плечо шофера приказал. – Поехали к вагончику!
   Подъехав к вагончику, он приказал уйти всех, убедился в том, что вокруг нет лишних глаз и ушей и даже приготовился прилечь на самодельную лавку прилечь отдохнуть, как появился Кардан с двумя зека.
   Они, как положено, приветствовали начальника лагеря и присели по его указке за таким же сбитым, самодельным столом.  
- Я могу идти? – спросил Кардан.
- Да нет, ты тоже присаживайся, - сказал майор, и приглядевшись к вошедшим сказал. – Так-так, я так примерно и думал. Гражданин Дроздов и Фалин, как мне кажется?
- Точно так, – усмехнулся тот зека, что покрупней. – Ну и память у вас, гражданин начальник.
- За память, это ты правильно Фалин говоришь, - ответил Чернов. – Но я не только фамилии помню. Ну, что ж, я вижу ты Кардан нужных людей мне привел. Теперь посмотрим, на что они способны.
- А что дело есть? – тут же откликнулся тот что Дроздов, что был хоть поменьше, но умишком поживее и шустрей. – Надеюсь, если не лес валить в этой пустыне, так не яму рыть по персональному наряду.
- Да уж, заставишь вас яму рыть, - сказал Чернов. – Ладно, как говорится, не будем кота за хвост тянуть. Вы слышали, что сегодня ночью в поселке произошло?
- А я так тебе скажу начальник, - вступил вдруг в разговор Кардан. – У нас такие случаи почему-то наперед чем в поселке узнают.
- Что ты имеешь в виду, - оживился Чернов. 
- А то и имею, гражданин начальник, - ответил Кардан. – Что, как кого из вольных начальников забьют, так кое-кому это здесь в радость.
- Однако, ты правильно мыслишь Кардан, о том и разговор будет. – заключил Чернов.
- А я не понял, - пробурчал тут Фалин. – Вы что тут сказками говорите?
- Спокойно, - откликнулся тут Дроздов. – Кажется я начинаю понимать. Ты что начальник хочешь сказать, что хвост этого беспредела в лагере и хочешь, чтобы мы нашли его и прижали как следует?
- Этот «хвост», как ты говоришь Дроздов, даже я не смогу найти, - сказал Чернов. - Эти твари слишком обученные, чтобы их просто так найти. А вот тех, кто на воле по их указке эти дела творит мы знаем, да доказать пока ничего не можем. У них тоже свой главарь не в нашей школе учился.
   Я знаю, у вас с вольными свои подвязки и как видите я им не мешаю, лишь бы все в пределах было, но надо бы и вам показать, что вы за вольных постоять можете.
- Это как, начальник, я что-то не пойму? – спросил Дроздов, правильно полагая, что умные вопросы стоит задавать все-таки ему.
- А так, - ответил Чернов и показывая бумажку в своей руке продолжил. – Вот здесь адреса в поселке этих подонков и мне нужен беспредел, чтобы наказать их. Вы сейчас вдвоем переодеваетесь в форму вольных, берете чемоданчик в руки и как бы электрики ходите по поселку, находите и запоминаете эти адреса. А вечером приводите ко мне еще шестерых ваших людей, а ночью вас отвезут к поселку где вы по этим адресам творите беспредел, а утром вас привезут в лагерь.
- Гы-гы-гы, - заржал Фалин и сквозь смех сказал. – А если мы того, начальник, к утру не вернемся?
- Зря веселишься, Фалин, - ответил Чернов. – А куда вы денетесь? Найду и всех постреляю, как при попытке к бегству с оказанием сопротивления и вся-то забота. Что, не веришь?
- Верим-верим, - поспешил ответить за своего товарища Дроздов. – И что нам за это гражданин начальник будет?
- А что ты хочешь? – ответил ему резко Чернов. – Почетные грамоты ко дню Октября? Ничего не будет. Вот тебе и ему сделаю скидки на посылки и письма. Словом, так, беспределу вас учить не нужно, но, чтобы без жмуриков. Детей, особо девочек не трогать!  Для всех вы на разгрузке вагона. И поэтому, не дай бог какая молва об этом по лагерю от вас пойдет! Я не за себя. Если, что всплывет, вас назавтра же всех порежут эти хвосты из лагеря. А они умеют это получше вас. Так что, трофеи не брать. Разве что золотишко и деньги, на это и упирайтесь. Ну что, лады?
- Эх-ма! – сказал на это Дроздов. – Ладно начальник поимеем это дело за наших вольных.
   Чернов встал, достал из мешка две формы и бросил на стол, затем нагнулся, поднял из-под ног чемоданчик и поставил туда же.
- Переодевайтесь! – приказал он. – Машина ждет вас. Поедите без охраны, чтобы не вызывать подозрений. Вечером, вы и ваши люди останетесь в этом вагончике, я дам указания об этом охране. Я сам приеду потом за вами покормлю и прочее перед работой. Все! Давайте, время не ждет.
- А я? – сказал тут Кардан, поднявшись со своего места. – А мне за это что будет, гражданин начальник?
- Ах да, как же я за тебя-то забыл! – тут же подыгрывая ему ответил Чернов. – Мне кажется, ты уже слишком много знаешь. Пристрелю-ка я тебя пока не поздно за этим вагончиком!
- Ну спасибочки! – пробурчал Кардан, и как бы поспешил выйти из вагона.
   Ночью к вагончику подъехала машина за рулем которой сидел немногословный капитан Суслов.
   Выслушав вместе с восемью зека последний инструктаж Чернова, он дождался, когда они загрузятся в будку машины и когда за ними закрыл дверь, спокойно достал из кобуры пистолет и отдал майору, на вопросительный взгляд которого сказал:
- Их много, если что, не нужно чтобы у них было оружие.
И уехал.
   Машина вернулась к утру. Суслов открыл дверь и зека попрыгали из нее и видно было, что они не то чтобы особо озабоченные, но и не в настроении.
- Как прошло? – обратился Чернов к Дроздову. – Что-то мне твои парни не нравятся.
- Да, понимаешь начальник, тут немного перебор получился с этим, как его Царнаевым, - ответил ему Дроздов и обернувшись к толпе, окликнул - Эй, ты придурок, иди сюда.
   К ним нехотя подошел среднего роста крепыш, видимо не особого страдавшего от лагерного рациона. Он молча встал перед Черновым и Дроздовым и не никак не проявлял себя.
- И что он сделал? Убил его? - спросил Чернов, разглядывая заключенного.
- Да нет, - сказал Дроздов. - Он это… как вам сказать? В общем с этим Царнаевым, как с женщиной поступил.
До Чернова лишь через некоторое время дошло, о чем ему сказал Дроздов, он обернулся к крепышу и с удивлением спросил:
- Ты зачем это сделал? Ты что ненормальный?!
Крепышу видимо было самому не хорошо, но он поднял голову и без всякого сомнения в голосе сказал:
- Чего это я ненормальный?! Он мне сам угрожал! Чем он мне угрожал, козел, то я ему и сделал.
Наступила неловкая тишина и только заключенные в стороне с сочувствием поглядывали на своего товарища.
- Ну ладно, что сделано, то сделано. Все свободны, - сказал наконец Чернов и повернувшись к крепышу добавил. - И ты иди, чего стоишь? Пусть эта сволочь бабой век свой доживает. 
   Все медленно побрели к баракам.
   Капитан Суслов молча принял из рук майора пистолет и ушел вслед за заключенными. 
                                                     9.
  Заключенному № 8639 приказали в указанное время зайти в кабинет особого отдела лагеря и когда он туда вошел, то увидел там не только главного особиста, но и начальника лагеря.
- Заключённый № 8639 Кузнецов Иван Григорьевич, осужденный по статье 58, - начал свой доклад заключенный, но увидел отмашку особиста и смолк.
- Кузнецов, ты у нас сейчас на строительстве кузницы работаешь и обитаешь в 3 лагоотделении 3 лагпункта? - спросил особист и получив утвердительный ответ сказал начальнику. - Да, это точно он. Я могу идти?
- Свободны, - кивнув головой согласился майор и указал заключенному на место перед своим столом.
Особист вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
   Чернов взял папироску со стола, прикурил ее, поднялся и раскрыв форточку на окне то ли дышал свежем воздухом из-за слишком протопленной комнаты, то ли выпускал дым на улицу.
   В комнате стояла непонятная тишина, в которой зека № 8639 ничего хорошего для себя не видел, поскольку это был кабинет, к примеру, не для политпросвещения, а для совершенно других целей, куда вовсе не желательно попадать. И сейчас № 8639 старательно пытался припомнить, что же он такого сказал или услышал, что это могло заинтересовать не то чтобы особиста, но даже самого начальника лагеря. Впрочем, огромную часть приглашенных сюда приводила лишь одна причина - их прошлое, когда нужно было кому-то и где-то, будь то на Кавказе или на Прибалтике и прочее, уточнить, добавить показания по их прошлой жизни или, что было еще верней, по прошлой жизни их подельников, которых до сих пор разыскивали и находили по всей стране.
- За что отбываете наказание? - неожиданно услышал вопрос Кузнецов.
- Я, это, в плену был, - немного растерявшись ответил заключенный.
   Майор выбросил папироску в форточку и не закрывая ее обернулся к нему.
- У нас, наверное, миллион человек были в плену, - сказал он Кузнецову. - Если бы они все сидели в лагерях, то поля некому было бы пахать и страну поднимать. Ты мне тут сказки не рассказывай! Это ты на дознание следователю мог такие байки говорить! За что сидишь?!
- Так, выходит, что я вроде бы добровольно сдался в плен. Но только ведь я не один тогда сдался, - ответил Кузнецов.
- Это ты правильно говоришь, - сказал майор, зашагав по комнате. - Все добровольно сдались. Только вот другие теперь по домам сидят и бабы им в бане спины трут, а ты вот здесь. Значит врешь! Зачем врешь? Говори! За что сидишь?
Кузнецов помолчал немного, а затем заговорил:
- Когда в плен попал, на допросе я ответил на некоторые вопросы. Ну, в какой дивизии служил, о командном составе, численности. Так, как попало, чтобы не били. А они мне потом еще и бумажку вручили, я-то ее потом сразу выбросил. Оказывается, в ней было написано, что я сдался добровольно и это, ну как будто я оказал им какие-то услуги, то есть дал показания. А я-то не знал, говорю же бумажку эту выбросил. А они, фрицы, сволочи, у них все это на учете оказывается и потом меня все этим провоцировали, вот, мол, ты уже советской власти изменил, давай с нами. А я ни в какую, три раза пытался бежать, чего только со мной фашист не делал! Когда освободили, я сразу в солдаты, хотя едва ходить мог! Уже в мае, в Чехословакии, в аккурат после одного боя пришли за мной особисты. Так и так, мол, закончилась твоя служба рядовой Кузнецов, потому как нашлись доказательства, что ты предатель и на допросе показали запись на моей карточке военнопленного, что я когда-то помог фашистам. Махонькая такая запись, почти не видная. Вот и вся моя вина, начальник!
- А так не вина? - спросил Чернов.
- Да конечно! Чего я там фашисту мог показать?! Кругом такое творилось, мы и не знали, где наши, где фашисты! Я им наплел такое, ну чтобы не били, а вот ведь, как обернулось!
   Чернов походил вокруг сидящего Кузнецова и остановившись наконец напротив сказал:
- Значит, говоришь нет вины? А ведь товарищи твои, которые сегодня по домам сидят, наверное, все-таки, молчали, как думаешь?
   Кузнецов вскинул голову, пытаясь, что-то сказать в свое оправдание, но затем вдруг сник, убрал отвернул свое лицо и тихо ответил:
- Да, выходит молчали.
- Так, значит - виновен? - спросил Чернов.
Кузнецов махнул рукой и сказал:
- А я и не отрицал свою вину. Не верите? Вы мое дело посмотрите, там написано: «Вину свою признал полностью»!
- А передо мной, что кобенился? 
Кузнецов вновь махнул рукой и проговорил:
- Я этой виной, начальник, вот так нахлебался. Иной раз посмотришь тут с кем сидишь, так думаешь, срамно-то как! Лучше бы я погиб в бою, или как по-другому…
- Ладно, поговорили. А теперь давай по делу, - сказал Чернов и присел на свое место за столом. - Силина Владимира Степановича знаешь? Как он тебе видится?
Кузнецов, знал, что обычно на таких встречах, если задают такие вопросы, то как правило, просят компромат на человека, а то и «постучать» на него.
- Вы, начальник, меня нагибали, чтобы я навалил вам на этого человека? Так вы это зря, - заявил он. - Кузнецов не такой человек. А что касается за Степановича, то тем более. Степаныч - человек. Может, кто и захочет мараться в этом деле, а я ни за что!
- А кто тебе сказал, что я прошу стучать на Силина? - сказал Чернов. - Вот ты мне скажи, могут ли некоторые из окружающих, спровоцировать и убить его?
Кузнецов вскинул испытывающий взгляд на Чернова, но наткнувшись на беспристрастный ответный, проговорил:
- Что значит могут? Так уже было! Особенно эти националисты спят и видят, как бы его убить! Хорошо вот, что его недавно на склады перевели. А так на работе, сами знаете, случайно камень могли на него уронить, или бревно сбросить.
- Вот и я за то, - сказал Чернов. - Вот что Кузнецов. Я говорю с тобой, потому что верю тебе и считаю, что нет особой вины твоей перед родиной. И думаю, как ты, что Силин Владимир Степанович, достойный человек и нам нужно сберечь его. Хочу поручить его безопасность в твои руки. Ты вижу, парень не слабый, присмотри за ним в бараке. С этого дня ты за него в ответе. Не спускай с него глаз ни днем, ни ночью! Чтобы для других твоя забота не была вопросом, я завтра тебя тоже переведу на склады, и вы как бы подружитесь. Можешь там на складах отсыпаться хоть целыми днями, но ночью глаз с него не спускай. Считай, что это твое боевое задание. А я скоро постараюсь вывести его под амнистию. Сохранишь Силина до нее, считай, следующая твоя очередь, ты понял меня, Кузнецов?
- Гражданин начальник, - тут Кузнецов привстал со своего места. - Да я, я все сделаю, как вы сказали! Спасибо вам за доверие, гражданин начальник!
Чернов еще раз взглянул на заключенного.
- Ладно, кончен разговор! Можешь идти!
Кузнецов по-солдатски развернулся, но тут же расслабился и спокойной походкой покинул кабинет.
   Чернов тоже в кабинете не задержался.
   Он еще раз пролистал личное дело Кузнецова, засунул его, как обещал в задвижной ящик стола и вышел.
    У Управления стояла его машина, которая еще с утра уехала на дозаправку, поскольку сегодня нужно было осмотреть сразу несколько строящихся объектов.
    Предупредив дежурного, майор, не заходя в Управление уехал.
                                                    10.
   На строительстве завода, где работала основная часть заключенных сразу трех лагпунктов у Чернова возникли разногласия с работодателями в плане сроков сдачи и обеспечения. Чтобы они могли как-то убедить его, он отдал им свою машину, чтобы те привезли документацию и расчеты.
   В ожидании, он не спеша расхаживался взад-вперед с удовольствием разминая ноги. Однако, когда время ожидания затянулось, как вдруг из стоявшей рядом, казалось бы, бездействующей будки, как потом выяснилось, для производства самодельных электродов, вышел пожилой мужчина со стаканом чая и сказал майору, указывая на скамейку:
- Присаживайтесь, гражданин начальник, вот попейте свежего чая.
- Спасибо, - ответил Чернов, принимая стакан чая, который был очень кстати для него и присел на скамейку.
    Мужчина тотчас ушел, не обременяя его своим присутствием и появился только тогда, когда майор допил чай и не спеша раскурил папиросу.
Он забрал со скамейки стакан и вдруг обратился к майору:
- Разрешите обратиться, гражданин начальник? 
- Говорите, - согласился Чернов.
- Я вот услышал, что вы якобы сказали, что лагерей скоро не будет и всех освободят. Это правда? - спросил заключенный.
- Да, все идет к этому, - ответил майор.
- И что же, этих, которые с оружием против нас, тоже? - спросил зека.
Чернов оценивающе взглянул на него и через пару затяжек папирос сказал:
- Думаю, что да. И вас и их.
-  И вы думаете, это будет правильно? А если они снова за оружие?
Майор снова взглянул на заключенного, вглядываясь в его глаза и только затем неторопливо, словно аккуратно печатая на машинке слова ответил ему:
- Заключенный № 817, Баринов Валерий Фомич, член партии с 1901 года,
я вас прекрасно понимаю. Думаю, что лучше было, если бы их еще тогда постреляли, да вот вышку отменили.  За оружие они не возьмутся, никто их в пришлые места не вернет. Работать на нашу власть будут, потому что власть эту можно не любить, но кушать хочется всегда, а это не здесь им, что работать, что волынку тянуть, а накормят. Вот попомните меня, вас в партии вряд ли восстановят, а их детишки как тараканы вползут туда!
- Вы шутите, гражданин начальник? - спросил заключенный.
- Начальники не шутят, - ответил Чернов пристав с места помахивая к подъехавшей машине, потерявшей его с виду, и уже усаживаясь в нее добавил, - Начальники знают.