5.
   Собрание с отказниками от работы было решено провести в так называемом в летнем клубе, сколоченного кое-как из отходов и остатков лесоматериала, что было единственным строением в лагере построенным по инициативе заключенных.
   Еще день назад, на утреннем совещание, присутствующие обратились к Чернову, чтобы на собрание присутствовали в первую очередь так называемые явные саботажники, а уж потом, если будет необходимость с теми, кто ссылается на болезни, не подтвержденные медиками, из-отсутствия специалистов, рентген аппарата или лекарств. А также большую группу заключенных, которым работодатель еще не смог предоставить фронт работ и не только по их вине, а потому что эти работы хотя и были запланированы, но лишь в обозреваемом будущем. Именно эта группа заключенных вместе с прибывшими недавно не известно зачем уголовниками являлись головной болью руководства лагеря.
    Чернов легко согласился с этим, поскольку это намного уменьшило количество личных дел заключенных, с которыми ему нужно было ознакомиться, ведь личные дела уголовников он посчитал просматривать излишним, за исключением лиц, вошедших в список особого внимания сопровождавший их приезд.
   Впрочем, это было его основным занятием со дня прибытия в лагерь. Он просматривал дела с немыслимой быстротой, откладывая некоторые из в сторону видимо для дальнейшего более глубокого их изучения, из других он делал какие-то выписки и пометки. Но что удивительно, за это время, он успел сместить, переместить, добавить или убавить людей в самые различные рабочие места. Какими доводами он при этом руководствовался, не поддавалось разгадке. Многие просто решили, что бывший начальник лагеря передал ему свою агентуру, но тогда оставалась загадкой, почему тот сам не производил эти изменения.
   На собрание Чернов немного опоздал, позвонили из Москвы и позже он согласовывал новые указания оттуда со столицей республики. И там и там остались довольными майором, поскольку в его лексиконе совсем отсутствовали словами: «потом», «подумаю», «если».
   Когда он появился в так называемом клубе, расшумевшиеся было собравшиеся притихли и каждый из них, за многие годы, имевшие опыт оценивать новое лицо почти с первого взгляда несколько разочаровались, поскольку новый начальник едва бросил взгляд перед собой, не присаживаясь, кратко приветствовал всех и раскрыв перед собой наполовину исписанный блокнот начал встречу.
- Итак, граждане заключенные, - сказал он. – Я собрал вас вот по какому поводу. Как известно у нас в стране диктатура пролетариата, то есть рабочих и крестьян, а это значит главным в нашей стране является труд и трудовой человек. Именно этим трудом мы построили нашу страну, этим трудом победили фашизм, этим трудом возрождаем страну. 
  Ни для кого не секрет, что заключенные лагерей внесли большую лепту в победу над Германией не только отправившись на фронт, но и самоотверженно работая на многих важнейших объектах нашей страны.
   Казалось бы, кому как не вам продолжить эти хорошие традиции, а тут оказывается все наоборот!
   Как новый начальник этого лагеря, ответственно заявляю, что я не потерплю здесь и признаков безделья, не то что прямого саботажа, который наблюдаю.
   Отныне, здесь закон будет один: кто не работает, тот не ест. Выбирайте!
   Тут Чернов наконец обошел стоявший на сцене стол и сел за него.
   Немного приглядевшись к собравшимся, он продолжил:
- Ну что, пожалуй, начнем. Я так понимаю, что здесь процентов девяносто уголовной братвы из Болотного лагеря. Наше вам! Почему не работаем, кто ответит?
   Ответа долго ждать не пришлось, как и полагал майор, каждый хотел отличиться своей бравадой.
- А с чего это нам работать, гражданин начальник? – вскочил с места худощавый и немного рябоватый заключенный, размахивая выцветшей татуированной рукой. – Не по закону все это! Вон они, - тут он указал руками куда-то позади себя, где очевидно находились не уголовники. – По закону в этот лагерь пришли. У них про то в приговоре писано, мол в лагерь – особый. А мы по что здесь? Скажешь нет, начальник?
   Тут Чернов невольно усмехнулся, он вспомнил лейтенанта Искакова и его «по закону» и «по-честному», но спрятал улыбку и спокойно ответил говорившему:
- Ты Дмитрий Федорович, прав конечно. Не по закону это. 
  Тут толпа заметно взволновалась, да и сам говоривший, озираясь вокруг недоуменно пожимал плечами. Откуда начальник, мог знать его по имени, да еще и по отчеству? Получалось так, будто они сговорились. И Чернов зная, какой эффект произведет такое начало, дал время этому пропитать толпу и говорил дальше:
- Вот я тоже не доволен тем, что с должности заместителя министра меня отправили к вам бездельникам начальником. Так что же. Давайте мы оба жалобы наверх будем писать. Как вы думаете, что нам ответят? А они ответят: «А пошли-ка вы Сергей Иванович и Дмитрий Федорович, знаете куда? В особый лагерь!». Так что у нас выхода нет, надо как-то сообща решить нашу проблему.
    Чернов поднялся и вновь прошел к самому краю сцены.
- Что я могу предложить вам, граждане уголовники. – продолжил говорить он. – Первое, я хочу отделить вас в отдельный лагпункт. Назначить отдельного начальника и надзорсостав. Вот он, лейтенант Серов (и майор указал рукой на него), начинал службу в родных ваших лагерях, человек опытный и ваших делах сведущий.  Я с ним разговаривал, оказывается он в детстве у соседей в саду яблоки тырил. Как ни крути, сплошь ваш человек! (тут послышались сдержанные смешки) Что называется, от сердца его отрываю.
Второе, я уже веду переговоры с хозорганом, о предоставление вам отдельного участка работ и не просто работ, а наиболее оплачиваемых, так что не только на курево хватало, но и на сахар и масло.
Третье, в случае нормализации ситуации, обещаю первоочередное послабление режима, отмены на существующий остальной контингент ограничений на переписку, получение посылок и прочее.
   И кроме того, я часто бываю на хозяйственных объектах, так что любой из вас может подойти ко мне и решить любые свои проблемы.
   Ну что, лады? Как вам такой вариант?
Тихий гул прошелся по рядам заключенных, а кое-где и споры. Но тут, в одном из рядов на скамью вскочил невысокого роста зека и присвистнув, размахивая руками, пытаясь обратить на себя внимание, проорал:
- Слухайте! Слухайте!
 Тишина, пусть не сразу, но восстановилась и все обернулись в его сторону.
- Вы кого слушаете мужики? Да он не наш, он красный! Этот тот, кто мягко стелит да жестко спросит! Да они, не то что народ, а друг друга пожирают. Вспомните их имена, не то, что наши позывные. Ягода, Ежов, Берия! Все они были за социалистическую законность, а что вышло?! Этот вас завтра на работу загонит, а завтра будет спрашивать ни как с людей! Мы здесь не люди для них, мы – цифра! (и тут он ткнул пальцем на номер на куртке, который был у всех заключенных особых лагерей). Нас на эту манку не купишь! Не пойдем работать и баста!
   Так, закончив свою тираду, которую он по подсказке братвы бездумно разучивал два дня, тяжело задыхаясь, откашливаясь, отвернулся от толпы в сторону Чернова.
   И тут неожиданно для всех, майор быстрыми шагами спустился со сцены и зашагал в сторону этого заключенного.
   Все стихли, ожидая развязки этого конфликта.
   Заключенный, поменявшийся в лице из красного в белое полотно, затрясся в коленях, но он даже не успел сойти со скамьи.
   Чернов остановился напротив него и несмотря на их расположение они оказались лицом в лицо.
- Слазь! – скомандовал майор, и заключенный не то чтобы сошел со скамьи, а скорее рухнул на ноги перед ним, и теперь вынужденно задрав голову смотрел в глаза начальнику, указывая этим свою смелость.
   Издалека, они выглядели очень забавно и поэтому дав вволю насладиться этой картиной, Чернов неожиданно спросил:
- Послушай, приятель, ты чего тут гнул за красного, и социалистическую законность? А ты часом не троцкист, больно на него смахиваешь?
Зека, как-то беспомощно оглянулся вокруг, как бы выспрашивая эту помощь. Но на такой вариант поворота событий его дружки не рассчитывали и тогда понял, что все на нем, как можно смелей выкрикнул:
- Чаво? Ты что мне шьешь, начальник!? Не знаю я никакого твоего Троцкиста!
У меня другие подельники были! Почитай в моем деле, если хочешь.
   Он снова оглянулся на молчаливую братву, а затем вернувшись взглядом к начальнику, который вдруг с сомнением покачал головой, воскликнул:
- Ну, гадом буду, я знать не знаю этого твоего Троцкиста!
Тут Чернов не выдержал и громко рассмеялся, а за ним не менее громче рассмеялись вокруг.
  И снова Чернов не спешил, а дал вволю посмеяться всем.
  Потом вдруг, перестал смеяться, схватил зека за лацкан куртки и с безразличным выражением лица притянул его к себе.
   Смех тотчас оборвался и все заключенные уже с сожалением смотрели на беспомощного своего товарища, которого подписали на эту тяжбу.
   Чернов, бросил короткий взгляд на заключенных, как будто хотел убедиться, что все видят и слышат его и вернувшись глазами к зеку, резко спросил:
- Фамилия как, имя и отчество?
Тот от неожиданности, едва проглотил подступивший к горлу ком неизвестно чего и хрипло ответил:
- Погорельцев я, Семен Устинович, осужден по статье…
- Хватит! – перебил его Чернов.
Он выпустил из своей руки куртку, но тут же схватил пальцами номер на ней и одним рывком вырвал его и поднес к лицу Погорельцова.
- А что, Семен Устинович, так будет лучше, как ты думаешь?
От растерянности, несчастный, снова закрутил головой вокруг.
Чернов прекрасно знал, кого ищут глаза зека Погорельцева. Еще, когда вошел в клуб, он отыскал взглядом Карадана и в сидящих рядом с ним, безошибочно узнал людей из списка от другого лагеря.
   И сейчас на мгновенье глаза Чернова и Кардана встретились и последний сразу перевел взгляд на Погорельцова, подмигнул ему и слегка одобрительно качнул головой.
   Обрадованный чему-то, для других, Погорельцев радостно выпалил в лицо Чернова:
-Так-то конечно, так-то по-божески! Конечно лучше будет!
- А вы как думаете? – обратился к толпе майор, подняв высоко над головой номер и бросив себе потом под ноги. – Так будут правильно?
- Правильно! Конечно! Давно бы так! – зашумели вокруг заключенные, поглядывая на одобрительные кивки головами Кардана и его дружков.
- Тогда заключенным из Болотного лагеря, приказываю, снять номера!
И пока заключенные дружно снимали номера, которые некоторые брезгливо бросали на землю, а другие бережно разгладив рукой складывали их в карманы, видимо на память. Но все без исключения дотошно отрывали остатки ниток на месте бывших номеров и разглаживали эти места рукой, как бы проверяя, все ли в порядке с тем, что было под номерами.
За этим занятием Чернов успел спокойно покурить папиросу.
   Когда все успокоились, Чернов бросил папироску и сказал:
- Ну так. Не будем друг друга задерживать. Лейтенант Серов!
- Я! – откликнулся лейтенант.
- Забирай этих молодцов к себе! Я к вечеру к вам еще загляну, обговорим, какие будут вопросы.
- Есть! –весело ответил Серов и скомандовал. – Бывшие зека Болотного лагеря на выход! Построение у клуба!
Когда последние зека из Болотного исчезли за дверями, майор снова поднялся на сцену и сказал оставшимся:
- А с вами у меня разговор у меня будет короткий. Я слышал, вы за незаконное применение оружия жалуетесь? Радуетесь тому, что те, против кого вы его незаконно применяли на вас пожаловаться не может? Забыли, что вы здесь, потому что вышку отменили?
   Ладно, это пустой разговор, но вам я сахара не обещаю. И скажу только одно. Китай-наш, пол Европы наша, везде идет борьба с мировым империализмом. Наша страна, воодушевленная победой, возрождается с каждым днем. Скоро, это я вам, как знающий человек говорю, скоро таких лагерей не будет, и вы будете свободны. И будете трудиться вместе со всеми, если не на процветание страны, так на себя. Я предлагаю вам работать. Для того, чтобы выйти на свободу не истощенными от голода и болезней, а нормальными трудоспособными людьми. Нет? Так, на это у меня и суда нет.
Выбирайте: или труд, или карцер на хлебе и воде. 
   Чернов замолчал, прошел и сел за стол где, перебрав несколько папок, он раскрыл одну из них и спросил:
- Так, у меня есть, из простого любопытства вопросы к некоторым из вас.
Вот здесь, сестры по вере в архангела Гавриила, кто будет? Ну-ка, встали и подошли к сцене.
   Из самого дальнего угла, встали пять женщин и несколько странной, но быстрой походкой подошли к сцене.
- Так, милые сестры во Христе, - листая личные дела заключенных женщин. – Почему не работаете?
Сестры не стали переглядываться и за всех сразу ответила, очень красивая девушка, которой Чернов невольно залюбовался:
- Нам не можно!
- Почему это «не можно»? – спросил Чернов, не отрывая глаз от красавицы.
- Так, не можно, потому что в вере мы. – ответила красавица.
- Черт знает, что, - возмутился Чернов и крикнул. – Чьи женщины? Кто командир?
- Я, товарищ майор. – и с передней скамьи поднялся пожилой капитан. – Капитан Ярмоленко.
- Что скажите? – спросил майор.
- Ну что скажу, - развел руками капитан. – Богомольные они, так с виду ничего, а с другой стороны, как пришибленные. Я с ними, как только не разговаривал, какие только работы не предлагал, а они все «не можно» и только! 
- Как «не можно»?! – снова возмутился майор и обратился к красавице. – А как же вы питались, когда у себя в секте были? Духом святым что ли?
- Нет. – ответила девушка. – Когда мы в церкви были то работать можно было, а вот как на других, то это для нас не можно.
- Да-а, дела, - сказал Чернов и снова стал листать личные дела женщин и вдруг воскликнул. – Постой-постой! Вот так, «не можно»! Да их ведь осудили за сотрудничество с фашистами, они на них работали. Вот в приговоре так и написано! И вину они признали! А это как понимать, а девушка?
   Девушка смущенно склонила голову и ничего не ответила. Тут из-за ее спины вперед вышла женщина, весьма пожилая и жалкая на вид, но бодро противно звенящим голосом заявила Чернову:
-  Так-то фашисты были, мил человек. Сам знаешь, какие они зверства чинили! 
- Ах ты старая карга! – вскипел Чернов. – Вот и зачинщица нашлась! Значит говоришь, на фашистов можно было работать, а тут «не можно», понимаешь ли?! Ярмоленко! Всю эту фашистскую банду под особый контроль! Не будут с завтрашнего дня работать, вот эту ведьму в карцер. Как выйдет оттуда и не будут работать, через день снова в карцер! Коль отойдет куда ей нужно, то ей там зачтется. И пусть благодарит нас, а не фашистов, что мы из нее святую сделали. Убрать!
- Есть! – коротко ответил Ярмоленко и увел женщин.
Чернов возмущенно покрутил головой и снова принялся смотреть в дела и наконец выбрал одно из них и спросил:
-  Номер 9637, Головко, кто будет?!
- Я, ответил ему заключенный, - вставая с недалекой скамьи справа.
- Почему не работаете? – не поднимая на него взгляда спросил майор.
- Так, я не могу работать, - заявил заключенный.
- Это почему, тоже «не можно»? У тебя по-женски что-то?
Головко побагровел и едва сдерживая себя ответил, поднимая руку:
- Инвалид я, как я с одной рукой?
- Так-так, - сказал Чернов, листая его дело. – А вот тут написано, что с советской властью ты воевал и дела творил, будто у тебя десять рук было. Куда остальные девять рук дел?
   Головко ничего не ответил, он опустил руку и в гневе сжал один единственный свой кулак.
Полистав еще немного его дело, майор обратился к главному врачу лагеря:
- Осип Моисеевич, сколько у нас таких, как Головко?
- Пять, - ответил врач.
- Встаньте четверо, все как Головко! – приказал Чернов и сам продолжил листать дела этих четверых, которые успел ему подвинуть Осип Моисеевич.
Четверо встали и ждали пока майор не закончил листать их дела и не обратился к начальнику четвертого лагпункта:
- Капитан Суслов, мне кажется твой контингент работает на строительстве ТЭЦ.
- Так точно! – ответил Суслов.
- Вот я просмотрел их дела, - и Чернов провел пальцем по стоявшим пяти заключенным. – Все они каторжане согласно Указа от сорок третьего года, а прохлаждаются в лагере. Пропишешь их к себе. И завтра же на работу под твой контроль. Выдать им на пятерых одни носилки и пусть таскают бетон. Бетон, а не вату! Лично под твой контроль, ясно?!
- Так точно! – ответил капитан Суслов.
Чернов взглянул на часы, наступало время и для других намеченных дел, но он все-таки выбрал еще одно из личных дел со стола, заглянул в него и спросил:
- Заключенная 12765, Бойко Анжела Казимировна.
- Туточки я! – ответил голос, и женщина встала.
- Почему не работаете? – спросил майор.
- А беременная я! – игриво заявила женщина.
- Вот как, - сделал вид что удивлен майор. – А это откуда у нас такое чудо? От духа святого что ли? 
- А изнасиловали меня, - так же кривляясь сказала женщина.
- И кто у нас такой герой, что на вашу честь и на нашу трудовую силу покусился? – спросил Чернов.
- Не-е, начальник! – пропела заключенная. – Зачем я буду сдавать человека, который мне приятное сделал? Может быть я только об этом мечтала.
   В зале начали посмеиваться и вдохновленная такой поддержкой, заключенная стала ожидать новых вопросов от начальника, чтобы продолжить это веселье.
   Но Чернов встал, прихватил с собой личное дело Бойко, приказал:
- Так, кто начальник лагпункта этой изнасилованной? Отправьте ее под конвоем, ко мне в управление!
    На этом все! Если у кого будут вопросы, пишите и складывайте в ящик для жалоб. Я уже потребовал, чтобы там сменили замок и ключ был только у меня. Все свободны!
    Когда все покинули помещение Чернов и капитан Ванин направились к зданию Управления.
- Ну теперь ждите звонка с Москвы и как минимум министерской проверки. Ох и накопают же они у нас! – сказал по дороге Ванин.
- Что ты имеешь в виду, капитан? – спросил Чернов.
- Да вы что, товарищ майор, сегодня же доброхоты донесут об этом аж до самой Москвы! Вы же посягнули на святое! На условия содержания заключенных в особом лагере, утвержденным самим…ого-го-го! Я имею в виду фокус с номерами. Да никто не даст вам включить в репертуар этот номер!
Тут Ванин ткнул пальцем над головой.
Чернов остановился, взглянул на капитана и сказал, покачивая головой:
- Ванин, Ванин! Да неужто я похож на человека, который по собственной воле всунул бы голову в петлю?! Да я вчера три часа бился по телефону как клоун на манеже, чтобы Управление утвердило этот номер! Ты с кем работаешь, Ванин? Да мы еще с тобой такое тут представление устроим, так что, если и приедет кто с Москвы, так только для того, чтобы перенять опыт!
Ванин развел руками:
- Ну нет слов Сергей Иванович! – проговорил он. – А я-то думал, вы это все с ходу надумали.
- С ходу, капитан, можно и до беззакония дойти, - сказал Чернов. – А мы себе этого не можем позволить. Да и доброхоты, как ты сказал, не дремлют.
    В Управление он с ходу приказал дежурному:
 - Капитана Суслова ко мне! 
   На капитана Суслова, Чернов обратил внимание в первый же день, когда решил узнать, кто же командует лагпунктом, в котором находится основная масса каторжников. В личном деле капитана, кроме краткой биографии и сведений по продвижению по службе, ничего кроме формальных записей не было. Ни предупреждений, ни замечаний, ни даже благодарностей. Еще больше Чернова удивило то, что в протоколах партийной организации, начисто отсутствовали какие-либо упоминания о лагпункте Суслова, словно его и вовсе не существовало, хотя в них сплошь и рядом мусолились негативные явления служебного и бытового характера офицеров и надзорсостава других лагпунктов, будь то уставные нарушения, случаи пьянства и рукоприкладства, супружеские измены и прочие недостатки в работе лагеря. Да и на утренних совещаниях Суслов старался ничем не выделяться. Держался спокойно и уверенно. И Чернову пока было трудно объяснить, кто он – службист или карьерист, но держать в узде лагпункт с таким контингентом, было по силе не каждому. 
   Много позже, один из заключенных этого лагпункта, расскажет Чернову: якобы когда-то, Суслов, (который, к слову, потерял на войне двух своих братьев), только назначенный командовать этим лагпунктом, самолично застрелил двух заключенных в циничной форме отказавшихся работать и оформил это дело так, что как будто их у него в лагпункте и не было, чем и объясняется его авторитет среди надзорсостава и покорность заключенных.
   Пока Чернов и капитан Ванин обсуждали в кабинете начальника результаты собрания в кабинет вошел конвоир и доложил:
- Товарищ майор, заключенная Бойко, по вашему приказанию доставлена. Разрешите, ввести?
- Введите, - разрешил майор и когда конвоир вновь открыл дверь и ввел заключенную, приказал ему. – Вы свободны.
   Заключенная, оставшись одна, через минуту другую поняла, что начальству не до нее и решилась спросить:
- Так я быть может, присяду?
- Стой, где стоишь, - ответил ей майор.
Через несколько минут в кабинет вошел капитан Суслов и доложился о прибытии.
- Проходите, проходите, капитан, - обратился к нему Чернов. – Присаживайтесь. Вот мы тут, с замполитом как раз обсуждаем вопрос, чем бы еще помочь вашему лагпункту.
- Да, мы вроде ни на что не жаловались, товарищ майор и помощи не просили. Я уж и не помню, когда мы в отстающих были. – присаживаясь заметил капитан и добавил. – Особенно сегодня вы так нам помогли с людьми!
- Ну, это только начало, - улыбнулся ему Чернов. – Вот у меня к вам вопрос имеется, товарищ капитан, основной контингент вашего лагпункта копает котлован, они как по норме работают или на глазок?
- По норме на глазок, - ни на секунду ни задумываясь ответил Суслов. – Не сомневайтесь, товарищ майор, наши глаза они норму правильно видят.
- Добро-добро! – откликнулся Чернов. – А вот как нам быть, если у меня есть человек, который бы хотел один эту норму выполнять, сможем мы это дело проконтролировать?
- Если надо, сможем, - уверенно ответил капитан. – А кто этот доброволец, если не секрет?
- Да вот она, девица красная, - и Чернов указал на Бойко. – Вы уж, будьте добры, капитан, выделите ей кайло и лопату завтра же, и пусть она норму выполняет. Ну и разумеется, человека над ней, обязательно. Не будет норму делать, в карцер ее. Но я думаю, этого не случится, уж так девица в передовики рвется. Я уже ее перевод на вас оформил, забирайте ее.
- Есть! – вставая ответил капитан. – Разрешите идти?
Но уйти сразу ему не пришлось.
Отчаянный крик остановил его.
Это кричала Бойко, которая поняла весь ужас происходящего. Она бросилась на коленях к столу где сидели офицеры и вопила:
- Товарищ майор, миленький, пощадите меня! Я же родить должна! Как же так? Вы простите меня дуру проклятую! Я же не хотела вас обидеть, я же не думала! Я обиду вашу хоть чем отработаю, век на вас молиться буду!
Чернов оттолкнул ее рукою и спокойно сказал:
- Прекратите и встаньте Бойко. А какой обиде вы говорите? Есть приговор и я поступаю согласно ему. А вы его помните?
Майор раскрыл личное дело заключенной и начал читать из ее приговора:
- «За период оккупации Бойко А.К. активно сотрудничала с немецкими оккупантами и выдавала им советских активистов и семьи еврейской национальности, которые были арестованы, а позже были уничтожены без суда и следствия, а именно:
семью Займан и их шесть детей
семью Фукс и их шесть детей
семью Надаль и их семь детей»
   Чернов прервался, поднял свои глаза на Бойко и сказал:
- Ну как, читать дальше? При чем тут я? Иди! Если сдохнешь, я прикажу похоронить тебя, где мы своих собак хороним. Там твое место.
Заключенная беспомощно оглянулась вокруг, бледный Ванин отвернул от нее взгляд, только спокойный, как всегда Суслов приказал:
- Вперед, шагом марш!
   Через несколько дней, среди вороха отчетов на стол Чернова легла и бумага следующего содержания:
«В ночь с 15-го на 16 –е сентября за бараком 2 лаготделения 4 лагпункта, была обнаружена повешенной заключенная № 12765, Бойко Анжела Казимировна. Проведенным расследованием установлено, что это является самоубийством заключенной. Копия акта расследования прилагается».