Поезд остановился совсем неожиданно, когда ничто не предвещало эту остановку. Ни мерцающие в темноте огоньки жилых поселений, ни приближающиеся переходы с одних путей на другие, что свидетельствует о переходе на свободные пути станции, ни многого другого.
   В дверь купе постучали, хотя предварительно о приближение к станции предупредили еще пол часа назад и на отклик: «Войдите», дверь распахнулась и уставшее от недосыпания, или вернее и вовсе отсутствия сна, сопровождающее лицо доложило:
- Приехали товарищ майор! Проходите на выход, а о вещах не беспокойтесь, мы все сейчас вынесем не спеша, поезд дальше не едет. Здесь, тупик!
   Тогда майор подхватил на руки сына и прошел по проходу. Его жена, показывая рукой дорогу вслед за собой дочери последовала за ним.
   Железнодорожная насыпь на остановке была столь высокой, что даже не малого роста майора встречающие принимали на руки, затем и детей, и жену.
- Что за чертовщина! – ругнулся майор. – Как вы тут людей принимаете!?
- А мы контингент принимаем из вагонов по трапам, такие гости как вы у нас редкость -  поспешил ему ответить встречающий офицер, и тут же представился, - Заместитель по политчасти капитан Ванин!
- Майор Чернов, - ответил на приветствие майор.
  Капитан аккуратно светил огромным армейским фонариком под ноги приезжим, пока они наконец не сошли с насыпи и по узкой тропинке не направились к ожидавшей в конце ее машине.
   Проходя мимо состава, на котором он прибыл, майор оценивающе взглянул на него. Тот состоял сплошь из грузовых вагонов и платформ, заполненных лесом и другими строительными материалами и лишь пара платформ из них, была загружена техникой, что больше всего заинтересовало майора и он даже пытался разглядеть, что за техника.
   В общем, это был обычный грузовой состав, что сновали по всей стране, доставляя материалы на большие стройки, в которых применялась рабочая сила заключенных лагерей ГУЛАГа. Единственным свидетелями этого являлись два передних вагона после паровоза: первый-для сопровождающих, второй-для зеков, которых частенько вытаскивали из мест лишения свободы по «вновь открывшимся обстоятельствам» в их делах или бывших подельников.
    Когда вещи и семью майора устроили в машине, они тронулись в путь. 
     Через десяток минут, вдоль дороги, показались столбы с колючей проволокой и вышками по углам. Майор вопросительно взглянул на капитана и тот пояснил:
- Это тоже наше хозяйство, но пока стройка объектов только начинается и людей здесь мало. После войны тут был лагерь для японских военнопленных, сейчас вот мы осваиваем. До основного лагеря, что во время войны был для немецких пленных, и поселка еще часов пять езды.
    Заметно посветлело и жена майора, вглядываясь в окна, тщетно пытаясь увидеть хотя бы одно деревце или кустарник, спустя некоторое время безнадежно сказала:
- Куда мы попали! Сергий, это пустыня!
- Полупустыня, Анна Витальевна, -поправил ее капитан, откуда-то прознавший ее имя отчество. – Но ничего, мы в рабочем поселке недавно разбили парк. Вот увидите, через десяток лет там будет настоящий оазис!
  - Десять лет!? – воскликнула жена майора. – О чем вы говорите?! Сережа, неужели мы будем здесь десять лет?
- Ну что ты, дорогая! – пытался отшутится майор. – Какие десять лет? Мы здесь разобьём еще один парк и проживем целых двадцать лет!
   Шутка его жене явно не понравилась, она сникла на сиденье и больше за дорогу не произнесла ни слова. И только шофер в зеркальце наблюдал, как она иногда с надеждой смотрела в окно, но убедившись, что там ровным счетом ничего не изменилась снова безнадежно опускала голову.
   Детям эта однообразная дорога очень быстро изрядно надоела, и они уснули, прижавшись к своей безутешной матери.
   Майор и капитан также по возможности дремали, пока мягко ползущая по дороге в пол колеса пыли машина не наскакивала вдруг на неизвестно откуда возникший валун или затвердевший грунт, утопавший в той же пыли.
   И когда наконец, после очередной такой встряски майор как обычно проснулся и приоткрыл глаза, то увидел вновь столбы с колючей проволокой.
   Он снова вопросительно взглянул на капитана, тот кивнул головой и подтвердил:
- Да, это лагерь. До поселка еще пол часа езды.
   Тут майор окончательно проснулся и уже не отрываясь вглядывался в будущий свой лагерь. Вскоре он увидел дорогу, ответвляющуюся от основной к воротам лагерям.
- Стоп машина! – скомандовал он.
Машина остановилась.
- Капитан, - спросил он. – Шофер знает, куда ему везти мою семью?
- Так точно. – ответил капитан.
- Так пусть везет, а мы пройдемся! – заявил капитан и вышел из машины.
Капитану ничего не оставалось, как выйти за ним.
- Товарищ майор, - взмолился высунувшийся из окна шофер. – Да тут пять минут до лагеря! Давайте я вас довезу. Делов-то!
- Отставить! Как тебя зовут рядовой? – просил майор.
- Рядовой Рябов, товарищ майор! – пытаясь в приоткрытое окно притянуть руку к своей голове проговорил парень.
- А по имени как? – спросил майор, оправляя свои ремни и портупею.
- Васька я, то есть, виноват, Василий я, товарищ майор! – ответил шофер.
- Вот что Васька, дуй-ка ты в поселок, устрой мою семью. Зайди в магазин и купи все, что скажет тебе Анна Сергеевна, а потом, хвост трубой ко мне в лагерь. И доложись сразу, как да что! Вопросы есть, вопросов нет! Марш!
- Есть! – весело ответил шофер и машина попылила дальше к поселку.
    К лагерю бравый майор шагал скоро и легко, полным шагом в два шага капитана, но с удовлетворением отметил, что тот ничуть не отстает, дышит ровно и не чета иным разжиревшим на службе «политсоветникам», так он называл вдоволь повидавший военных сотрудников по политчасти.
   На входе в лагерь часовой, здорового вида парень, как видно сразу - из деревенских, махнул приветствие капитану, но строго потребовал документы у майора. Он минут пять листал эти документы, которые майор без лишних вопросов отдал ему, тщательно листая почти каждую страницу и потом зачем-то поднимая голову вглядывался в лицо майора, совершенно не обращая внимание на капитана, который показывал ему знаками, чтобы он закончил проверку побыстрей. 
   Наконец он прочитал все, что посчитал нужным, уверенно вернул документы и откозырнув сказал: 
- Здравия желаю товарищ майор! Проходите!
- Молодец! – сам того не желая улыбнувшись ответил майор. – Службу знаешь!
   Тут уж часовой совсем расплылся в улыбке, словно перед ним был его дядька родной, но майор уже был далеко от него.
   Он еще при входе заметил большую, странную колонну людей, укрытых ветхими одеялами, но одетых просто, а иные обутых и вовсе на босу ногу.
   Быстрый майор скоро догнал колонну и обогнув ее спереди скомандовал:
- Колонна, стой!
    Люди недружно остановились, недобро смотрели на майора, а иные и вовсе ругались как могли за передними рядами.
   Сопровождавший колонну, старший по званию лейтенант, сообразив, что кто-то без него остановил колонну, быстрым шагом появился в голове колонны и взглянув на майора тотчас доложил:
- Товарищ майор! Заключенные первого, второго и третьего лаготделений второго лагпункта, направляются для принятия бани. Заместитель командира лагпункта лейтенант Осин!
- Понятно, лейтенант. Я ваш новый начальник лагеря, майор Чернов. А почему баня в будний день? И почему столько людей не на работе?
- Тут всякие, товарищ майор! Больные, отказники, инвалиды, хозработники. Уголовники, вот недавно к нам прибыли. Так они наотрез не хотят работать.
   Вот решили помыть их пораньше, чтобы в банный день было меньше толкучки.
- Ясно. – оценил его ответ майор. – Да тут у тебя целый батальон, лейтенант,
и как бы не тебе, а какому-нибудь полковнику командовать надо! Почему они у тебя как попало одеты, что это за маскарад с одеялами?
- Я думал, как быстрей, товарищ майор, - стал оправдываться лейтенант. – Как получил приказ, так сразу решил исполнить. А что с ними будет-то? Вот одеяла приказал взять, не замерзнут!
- Одеяла говоришь!? Да на босу ногу? – сказал ему майор. – Пока они с бани до бараков дойдут, сколько человек простыть могут?! А кто план выполнять будет?! Кто за тобой тут в сопровождение старший?
- Старшина Земков, товарищ майор, - ответил лейтенант.
- Ко мне!
Тотчас по команде, переданной голосами, прибежал немолодой уже старшина.
- Старшина Земков! – доложился он, что должны было подтвердить хотя бы его усы, каким всегда и представляют старшин в армии.
- Майор Чернов, вновь назначенный начальник лагеря, - представился майор и тут же приказал. – Вернуть всех людей в лагпункты. Одеть и обуть по форме и с одеялами доставить их в баню. А вы лейтенант останьтесь с нами.
- Есть, - махнул рукой старшина до лба и скомандовал что нужно колонне.
   И когда колонна, чертыхаясь и матерясь побрела в обратную сторону, майор повернулся к лейтенанту и сказал:
- Лейтенант, за недобросовестное отношение к своим обязанностям и небрежное отношение к здоровью трудового контингента лагеря объявляю трое суток ареста, на время свободное от несения службы. Идите и доложите своему командиру. Свободны!
- Есть! – также махнул рукой лейтенант и медленно побрел к своему лагпункту.
   Между тем майор и капитан продолжили путь к зданию управления лагеря.
- Почему уголовники в особом лагере? – спросил майор, который видимо не хотел терять ни секунды и порешать все вопросы прямо сейчас.
- Да шут его знает, товарищ майор! – ответил Ванин. – Когда нам сообщили, мы были в шоке. Тут и так перебор с народом. Мы всех законных острорежимных не можем обеспечить работой и часть их сидит здесь и задарма хлеб ест, морально разлагается и разлагает других! И эти блатные, как снег на голову свалились. Тут у нас с планом, ни шатко, ни валко. Вот видимо кто-то и решил, что дело в трудовых ресурсах и принял соответствующее решение. Мы как узнали, так во все колокола, в отказ, до самого министерства писали. Но дело было уже видимо согласовано между другими министерствами, вот мы и пожинаем плоды. Блатные наотрез отказываются работать. Упираются на то, что не их масти лагерь и прочее.
- Кто у них в королях ходит, знаете? – спросил майор.
- Как не знать, - сказал капитан. – В сопроводительной записке из их бывшего лагеря, все указаны поименно. Но к ним не подступиться. Ведут себя тихо, все вопросы решают через бузу.
- В каком лагпункте они основались? – не унимался Чернов.
- В третьем лаготделение, второго лагпункта, – ответил капитан.
- Завтра, сразу после утренней оперативки, начальника этого лагпункта и одного самого знатного блатного ко мне. Пусть этот начальник устроит так, чтобы никто не знал и не видел нашу встречу. Найдет место и повод увести уголовника с собой. Он сможет?
- Этот сможет, –  уверенно заверил капитан. – Капитан Носов лет двадцать в лагерях. И не такие фортеля выкидывал!
- И в пятницу на двенадцать ноль-ноль, то есть через два дня, у меня в кабинете расширенное совещание всех старших командиров лагеря, политработников, командира военной части и его замполита сопровождающих и охраняющих заключенных на рабочих местах, представителей народного хозяйства, местных органов власти и партии, милиции, медицины, образования, народных депутатов. И еще тех, кого сочтете нужным для пользы дела, но предварительно доложите о них мне. 
- Есть! – ответил капитан.
   Когда подошли к штабу, то выяснилось, что дежурный сержант, как и все полагал, что новый начальник лагеря появится здесь не ранее, чем завтра, и мирно валялся на траве, покуривая папиросу рядом с миловидной заключенной, да бахвалился, какой он здесь самый главный.
  Он тут же был отправлен на гауптвахту, а его подруга милостиво амнистированная, но предупрежденная, где отныне ее место, счастливо упорхнула туда, справедливо полагая, что ей сегодня повезло.
                                                       2.
   Утренняя оперативка в лагере вопреки ожиданию прошла очень коротко и на редкость плодотворно. Видимо сказался неслыханный опыт нового начальника, да и посиделки до полуночи с документами дали ему такие козыри, что присутствующие не только отделались замечаниями, но и парой строгих предупреждений.
- Ну круто берет! –  утирая платком пот со лба, поделился начальник одного лагпункта, с начальником 3-го лагпункта Носовым.
- Да уж, - согласился тот и вспомнил, как он ловко незаметно оставил на столе у нового начальника записку: «Лагпункт 3. Вещевой склад», а личное дело на заключенного Лопатина (он же Фазан, он же Долгов, он же Ленцман, он же Сергеев, он же Трофимов) по кличке Кардан, положил еще вчера на его рабочий стол.
   Чернов педантично проверив правильность заполнения протокола оперативки, с удовольствием допил стакан чая с лимоном и не спеша отправился на осмотр с виду пустого лагеря.
   Он знал, что в лагере остались почти две тысячи заключенных, но после его твердого заявления на оперативке, что он не допустит в лагере разгула безделья, прекрасного понимал, что начальники лагпунктов тщательно попрятали оставшихся или будут имитировать их занятость в лагере. Во всяком случае сегодня, что они будут делать завтра, над этим стоило подумать. 
   Майор понимал, что за ним сейчас следят сотни глаз и поэтому с удовлетворенно выдохнул, когда увидел, что вход в вещевой склад третьего лагпункта скрыт от этих взглядов, откуда не посмотри. И все же не спеша обернувшись, он еще раз осмотрелся вокруг, а затем легонько толкнул дверь, которая, как и следовало ожидать оказалась открытой.
   В глубине склада, за дощатым столом сидели капитан Носов и зека Лопатин и из алюминиевых кружек пили чай, горячий пар которого витал над ними. При виде майора оба встали. Капитан откозырял, а Лопатин, как положено доложил:
- Заключенный № 17256, Лопатин.
- Сидите, сидите, - махнул рукой майор и благодарно кивнул головой капитану, который успел и ему налить чай в надраенный до блеска стакан.
- Ах ты, вот оно что, - заговорил первым Лопатин. – А я-то думал неужто меня капитан приодеть хочет, а он оказывается на свиданице меня привел. Перевоспитывать будете, гражданин начальник?
- Буду, буду, - ответил ему Чернов, не меняя выражения лица и как бы занятый горячим чаем.
  Он едва отхлебнул из стакана, оценивая отвар и сказал, не глядя на вора, именуемого в этих местах просто Карданом:
- Ну, что Степан Владимирович, работать будем?
- Да вы что, гражданин начальник! Сказать при мне такое?! – разошелся Кардан, которому явно польстил тот факт, что с таким вопросом новый начальник лагеря первым обратился именно к нему. И хлопая себе по бокам, пытаясь угадать куда он положил курево, прибавил: - Ведь как гласит народная мудрость? А она гласит верно: «От работы, кони дохнут»!
   Чернов, снова не меняя выражения лица, достал из кармана пачку папирос «Казбек» и так ловко подбросил ее перед Карданом, что она легла прямо тому под руку и раскрылась.
- Курите, - предложил он и не спеша сделал пару глотков из стакана, словно это занимало его больше.
- Спасибочки! Благодарим покорно! – съязвил Кардан, отыскавший наконец свое курево и не без помпезности выложил не столько перед собой, сколько перед Черновым, черно-зеленую пачку папирос «Герциговина Флор».
- И вы курите, - предложил он. – Позвольте вас угостить.
И он, вновь взглянув на лицо Чернова, убедился, что оно так и осталось беспристрастным, а такие вещи зека Кардан не любил.
- В вождизм играете, Кардан? – спросил спустя некоторое время Чернов.
- А что бы не играть? – быстро ответил, как видно заготовку Кардан. – А если обстоятельства, да и положение обязывает.
- Какие такие обстоятельства и положение? – снова спросил Чернов.
- А такие, - и тут Кардан перешел на шипящий голос. – По положению – воры мы. А место куда нас определили не нашего пошива, гражданин начальник! Отсюда и положение!
- Ах-ты, ах-ты! – качая головой сказал Чернов и потянулся за папиросой и Кардан последовал его примеру, упредив майора достал из-за пазухи уже неизвестно от чего горящую спичку. Они прикурили и томный запах «Казбека» причудливо смешиваясь с приятно-сладким «Флора» создал вокруг непривычный, но необычный и удушливый запах.
- А ведь, куда не погляди, ты прав Кардан, - отмахиваясь от непривычного запаха, сказал Чернов. – Но работать все-таки придется, как не крути. Этот лагерь, понимаете Степан Владимирович, не курортно-санаторного образца, о котором вы изволили мечтать, а особый, для трудового перевоспитания врагов народа.
- Так, а я за что? – усмехнулся Кардан. – Какие же мы враги народа? Воры мы! Урки, по-вашему. За то и сидим, что работать не хотим! И не будем!
- А вот у меня вы работать будете, - заявил вдруг ему Чернов и вновь склонился к стакану.
- А это как? – зло поломав папиросу откликнулся Кардан. – Я вам что, враг народа? Я заблудший элемент, так у вас в книгах написано! А вы меня врагами народа хотите замарать!
- А я не хочу, я это сделаю! - вдруг сурово сказал ему Чернов. – Ишь ты, грамотей нашелся! Ты у меня и будешь врагом народа. Не будет ваш уркаган работать, я из тебя первым врагом народа сделаю. За отказ работать на важнейшей стройке социализма по 58 пойдешь и эти дружки твои, вот из этого списка следом.
   И тут Чернов бросил в его сторону исписанный лист.
Кардан взглянул на лист и увидел там фамилию свою и подобных себе положенцев среди воровской котлы. Он немного пораздумал, потом отбросил от себя лист и заявил:
- Не стращай начальник! Лишних врагов себе хотите заработать. Так будет вам! Хоть какую статью шейте, все равно не будем работать! Кто заставит?!
- А ты как сам думаешь, Кардан? – спросил Чернов. – Неужели ты думаешь, я тут сам с тобой нянькаться буду? Как бы не так. А вот как я сделаю тебя и твоих братков врагами народов, так пошлю вас этапом в другой особый лагерь, что пострашней. Где вот такого доброго начальника как я нет, да и братьев твоих урков совсем нема, а все сплошные враги народа. Вот они там твои познания и послушают, только, сомневаюсь я, что им это понравится. Как бы тебе, на другой день первым на работу там не поспешать.
- А с чего это, - изогнулся как бы во внимание Кардан.
- А с того, людям этим, все равно кто ты есть. Это ты на зоне воровской был как бы авторитет, и мог, не работая харч и мзду иметь, да еще и править мужиками. А там такого нет. И они тебя за раз сломают.
- А ежели не сломают?! – уперся Кардан.
И тут, наконец, Чернов изменился в лице. Он зло рассмеялся и откинувшись на стуле назад заявил Кардану:
- Не сломают говоришь? Да они детей грудных об стену разбивали и беременным женщинам животы вспарывали! Хочешь дела их покажу? Это здесь они как пришибленные. И сидят тут двадцатку потому что вышку отменили! А ты тут сидишь, папироски мне тычишь и одну циферку на две поменять хочешь! Дело твое, пожалуйста. Пошел вон отсюда! Иди обрадуй дружков своих с кем вы скоро брататься будете! Я сказал, вон!
Кардан суетливо встал, прошел несколько шагов, но обернулся и сказал:
- Ты бы начальник, не торопился, а? Мы бы тут покумекали меж собой, глядишь чего и порешали.
- Некогда мне кумекать, - сказал, подымаясь со стула Чернов. – Мне порядок наводить надо. Вот с вас и начну. Ты, Кардан, пойми меня правильно. Мне не нужно, чтобы ты и дружки твои работали, вы все одно работать не будете. А других бузить не смейте. Понял меня?
- Как не понять, - развел руками Кардан. – Так я и говорю, покумекать надо бы. Я это…
- Иди-иди! – перебил его и махнул рукой Чернов. – Засиделись мы с тобой. Как бы твои дружки не подумали, что.
- И то верно- сказал Кардан и вскоре дверь склада закрылась за его спиной.
                                                           3.
      В назначенное время состоялось совещание в кабинете Чернова, который оказался тесноватым для этого мероприятия, но все же все уместились и с некоторым интересом разглядывали друг друга, поскольку в таком составе встречались лишь пару раз в год, по большим праздникам, да и то густо разбавленные, как говорили тогда, передовой общественностью.
   Чернов появился минута в минуту и тотчас прошел к своему месту. При его появлении, военные тотчас встали, а остальные в недоумение покрутили головами, как бы спрашивая, а что же им делать, но Чернов тотчас начал совещание, и все поняли, что поступили правильно: кому надо было, тот встал, кому нет – сидел. 
- Здравствуйте товарищи, - сказал Чернов. - Я не буду особо представляться, вы верно уже наслышаны обо мне и к сожалению, ничего к этому добавить не могу, поскольку люди нашей профессии порой и сами знают меньше о себе, чем кому это надо о них знать. Однако, спешу внести пояснения для тех, кого интересует, за какие же грехи меня сняли с должности заместителя министра республики и направили сюда? Поясняю, никаких у меня грехов нет, со мной лишь провели беседу и попросили возглавить этот лагерь в связи с необходимостью скорейшего строительства нашего комбината, который представляет собой важнейший объект для экономики страны
   Как вы, наверное, понимаете, у родины бывают такие просьбы, которым отказать нельзя, и я заверяю вас, что сделаю все для выполнения возложенной для меня задачи. 
   Многие из вас, по должности и по званию выше и старше меня, но я вынужден был просить вас прийти на это совещание. Его цель, узнать и понять наши общие проблемы и принять соответствующие меры. Для меня в первую очередь важно, какие вопросы товарищи имеют к нам, руководству лагеря.
    Разумеется, полноправным хозяином и руководителем строительства комбината у нас является Виктор Васильевич и было бы правильно, чтобы такое совещание проходило у него, но не мог же я напрашиваться на такое, а время не ждет. 
   Я знаю, что вы все очень занятые люди и прошу прощения, что отнимаю ваше драгоценное время и поэтому предлагаю выступать кратко и, по существу.
   Первым я предложил бы выступить Виктора Васильевича, чтобы не задерживать его, а потом мы уже сами решим, кому и как выступать. Прошу вас, Виктор Васильевич!
   Виктор Васильевич Верба, лет на десять был моложе Чернова, да и большинства сидящих здесь в кабинете. Он был из той плеяды молодых руководителей и организаторов производства, которыми успел посеять по стране еще до своей кончины «отец народа» и их называли тогда, да и позже «красными директорами». Много позже о нем будут вспоминать, как о неком феномене, который пофамильно знал большинство рабочих многотысячного коллектива комбината. Держал в голове многомиллионные цифры необходимых финансов и материалов, а в решение кадровых вопросов, минуя все управленческие кадры мог назначить на любой участок работы, любого цеха, не важно особенного или второстепенного, мастером именно того человека, который решал там все проблемы.
   Здесь же, Виктор Васильевич встал, благодарно кивнул головой и почти не раздумывая начал говорить:
- Спасибо, Сергей Иванович, у меня как раз проблемы со временем, так что буду краток и удалюсь, если позволите.
   Руководство строительства комбината не снимало и не снимает себя ответственности за то, что не все идет в срок и по плану. Были времена и похуже.  Все дело, как вы понимаете, в кадрах. Когда-то во время войны здесь начальником сразу двух шахт был человек без всякого образования. Не было специалистов. Но он и его товарищи справились с возложенными на них задачами. И поэтому, сегодня, когда государство, послало к нам так необходимых специалистов, выделило финансы и материалы, то мне кажется мы меньше всего должны оправдываться, а прислушиваться друг другу и сделать все, чтобы это было на пользу делу.
 Кратко по лагерю. Понятно, враги народа, они и есть враги. И они делают все, чтобы вставить палки в нашу экономику, а нам их вручили для строительства такого важного элемента. Впрочем, как мы сами могли убедиться, уголовники нечем не лучше, если даже не наоборот. За что вы их будете кормить, я не понимаю.
   Война, вправила мозги всем и среди заключенных появились люди, которые понимают, что, только работая они могут добиться скорого освобождения. Но в последнее время, националистическое подполье ведет борьбу с ними. Честно работающих заключенных избивают, их убивают. Они нагнали такого страха, что люди отказываются идти в бригадиры. До нас дошли слухи, что были случаи избиений надзорсостава, уж куда дальше!?
   Здесь я предлагаю, заключенных тяготеющих к честному труду, по возможности выводить на свободное поселение вне лагеря, дать людям почувствовать себя свободными от угроз и просто поверить, что впереди их ждет освобождение.
   Второе, положение с вольнонаемными. Раньше у нас не было таких проблем как сейчас. С ними хорошо контактировали как политические заключенные, так и военнопленные. С образованием здесь особого лагеря, скажем так для военных преступников, эти преступники, а также те же националисты, наладили связь с внешним миром, в основном с высланными сюда чеченцами и по их указке последние избивают, насилуют членов семьи и убивают тех вольнонаемных, которые представляют ценность как хорошие специалисты и руководители важных участков работ. Я неоднократно указывал и требовал сотрудников милиции прекратить это безобразие, но ничего не делается.
   Третье, нужно на корню вывести такой порок, как незаконное применение оружия. Все прекрасно знают, какие последствия мы имеем. После последнего случая, когда был убит заключенный, который пытался перелезть через колючую проволоку, лагерь фактически не работал пять дней! Солдата, который по пьянке ударил лопатой заключенного, а затем просто два раза выстрелил в воздух вы осудили на пять лет, а этого оправдали, потому что якобы он сначала выстрелил в воздух, а потом в беглеца! Но даже мне доложили, что он вначале убил его, а потом выстрелил в воздух! Да и зачем было стрелять? Куда бы он убежал? Здесь сотни километров полупустыни. Вспомните, побег пяти заключенных в августе прошлого года. Двое из них сами вернулись назад, двое других зарезали третьего, напились его крови, но их все равно нашли обессиленных и едва живых.
   Враги не дремлют. Они ищут любой законный, по их мнению, повод для саботажа. Мы помним, как это было: когда пришел вагон замерзшей картошки; когда мы получили недостаточное количество зимней спецодежды и так далее. Считаю, что мы должны прекратить эти безобразия и не давать самим повод, для приостановки работ.
   Четвертое, кто бы не были заключенные, враги народа или уголовники, для нас они прежде всего рабочая сила. И обвинять многих из них за плохую работу было бы тоже не верно. В основном все они представляют малоквалифицированных рабочих. Это все равно что начали приходить с войны мужчины, которые со школьной скамьи ушли на фронт, а вернулись только с одним умением – убивать людей. У нас положение не лучше. Думаю, нам с руководством лагеря нужно совместно решить проблему обучения людей по специальностям. Уверен, людей такое обучение заинтересует, если мы будем утверждать им, что это образование пригодится на воле.
   И последнее, проблемы техники безопасности на производстве. Все мы знаем о сотнях случаях членовредительства на производстве. По шахтам можно целый урожай собирать специально отрубленных заключенными пальцев и прочих изощрений, чтобы только не работать. Это одна сторона проблемы. Однако есть и другая. Мы и вы, посылаем заключенных на различные рода работы, совершенно не инструктируя и не контролируя их, а в результате получаем реальные несчастные случаи на производстве. Вот к примеру, на прошлой неделе на разгрузке леса произошел его сход с вагонов, четыре человека тяжело травмировало, а один погиб. Кто бы они не были, враги не враги, никто не давал нам право убивать людей. Вопросы обучению людей техники безопасности, тоже наша общая задача.
   У меня все товарищи. Что касается политических вопросов, то у нас есть здесь представитель по линии партии, да и из других органов власти здесь их достаточно. Благодарю за внимание!
   И Верба тотчас удалился, Чернов лишь отметил для себя, как с большим вниманием и уважением его здесь выслушали.
   Когда за Виктором Васильевичем закрылась дверь он обратился к командиру воинской части:
- Валерий Николаевич, - сказал он. – Хотелось бы выслушать вас по поводу того, что сказал товарищ Верба. Что нам еще ожидать от ваших доблестных солдат?
Майор Светлаков Валерий Николаевич поднялся, немного призадумался, а затем сказал:
- Конечно товарищи, мы можем вам доложить, что случаи незаконного применения оружия снизились, но поскольку, речь идет, не о прошлом, а о будущем, то должен с сожалением констатировать, что нельзя и в будущем не ожидать таких фактов. 
   Вот я, простите за отступление, успел поработать в лагере для военнопленных и что показательно, там практически не было незаконного применения оружия. Это объяснялось следующими фактором. Нам, то есть всему составу части было доведено до сведения, что любые факты, не то чтобы незаконного применения оружия, но и просто избиения или иных форм унижения военнопленных должны быть искоренены, поскольку они рано или поздно будут возвращены домой и будут так сказать носителями нашей политической платформы. То есть, как мы будем с ними обращаться, такими они и представят нас у себя на родине.
   Я до сих пор вспоминаю тот первый случай, когда мы очень жестоко наказали солдата, который отобрал у военнопленного портсигар, а на возмущенные требования других пленных вернуть его хозяину, бросил портсигар перед собой на землю, разбил прикладом и пнул в сторону хозяина.
   Не скажу, что этим мы искоренили все негативные случаи. Были конечно и прямые и особенно скрытые факты насилия над пленными, но они тщательно расследовались и, следовательно, виновные были наказаны. Но незаконного применения оружия не было.
   Что касается положения в этом лагере, то здесь ситуация иная.
У моих солдат как, наверное, у каждого из вас есть погибшие в семье. И вот представьте себе этих молодых ребят, которые потеряли своих близких на войне, и они знают и понимают кого охраняют. Просто они не знают, кто и за что осужден и поэтому, я уверен, они бы действовали более избирательно. А враг, он и есть враг. Большинство случаев применения оружия это просто провокация с их стороны. Ну, например, бросили в тебя камень из колонны. Элементарно, но результат есть.
    Не нужно думать, что мы не ищем методы предотвращения таких случаев. Дело дошло до того, что один из моих офицеров предложил не выдавать сопровождающим патроны, несмотря на то, что это является грубым нарушением устава.
   Я обещаю, что мы еще раз обсудим у себя этот вопрос и примем соответствующие меры. 
   И тут он взглянул на Чернова, давая понять, что закончил. Чернов поблагодарил его и попросил сесть.
   «Толковый человек», - решил он про себя и тут же обратился к начальнику местной милиции, предварительно заглянув в бумагу с фамилиями приглашенных, чтобы не ошибиться.
- Лейтенант Искаков, что вы нам можете нам пояснить по поводу избиения вольнонаемных и почему не принимаются меры?
   Лейтенант поднялся. Видно было, что немного взволнован, но погладив на своей груди орден Красной Звезды и какую-то медаль, что очевидно прибавило ему храбрости заговорил:
- Товарищ майор, тут начальник Верба правильно говорил, что это безобразие. И про чечены, может быть правильно. Но мы ведь милиция тоже должны быть правильно. Мы не можем поступать честно, мы должны поступать по закону!
   Тут многие засмеялись и даже Чернов невольно улыбнулся, но лейтенант хотя и смутился, но собрался духом и продолжил:
- Зачем смеялись? Я правильно говорил! Вы думаете я по русский плохо понимаю? Это не так. Вот мы честно думаем, что это чеченцы, но это ведь не факт. Кто его за руку ловил? Где факты?
- А может это не чеченцы? – перебил его Чернов. – А что, есть свидетели, что это были чеченцы? Они что были одеты, как чеченцы, или говорили по чеченский?
- Нет, нет, товарищ майор! Все наоборот! – ответил лейтенант. – Одеты они были просто во всем черном и во время преступления никто ни слова не сказал. Это специально, чтобы их не узнали! Ведь обычно как? Бандиты куражатся, слова всякие говорят, а эти нет, все молча. И избивали, и насиловали. А почему убивали, может кто из убитых их узнавал.
   Мы даже знаем, кто их возглавляет. Есть такой среди них Ахмет Царнаев, молодой такой, наглый. По нашим сведениям, еще перед самой высылкой сюда, органы имели на него сведения, что он связан с абвером. Он ушел на войну, потом вдруг через два года вернулся, говорил, что по ранению, но документы никто не видел. Его уже разрабатывали, но тут всех выслали и его тоже и все тут. А ты, Искаков следи! А он хитрый, наглый, его абвер учил! Мы только полагаем, кто у него в банде. Вот тут у меня список, тоже все молодые, наглые.
   Тут лейтенант согнул несколько раз лист бумаги и передал ее через сидящих за столом Чернову.
 - Ну ведь это, уже что-то, - сказал Чернов взглянув на бумагу. – И что вы думаете дальше делать?
- Надо по закону, по-честному нельзя, -  повторил лейтенант и снова раздался смех, но уже не обращая на это внимания, он договорил. – Будем следить, будем смотреть, все равно правда будет наша.
- Когда это правда будет? – еще раз взглянув на бумагу спросил Чернов. – Когда уже комбинат построим, а товарищ Искаков?
- А почему Искаков? Искаков правильно говорит. Как сказал начальник, стройка? Действуют по указке из лагеря. А значит это не банда. Они что, воруют у кого-то, магазины грабят? Это, товарищ майор, вражеская организация! И почему только Искаков должен их ловить? Почему милиция?
- Ладно-ладно, - махнул рукой Чернов. – А список-то ваш правильный? Честный, как вы говорите?
- Искаков тоже зря хлеб не кушает. Ночами не спит, смотрит с кем этот Ахмет, пусть очень тихо, но только с ними общается. Итого их четверо, и свидетели говорят - четыре их было, только глаза их не видели, голос не слышали.
- Хорошо, разберемся, - сказал Чернов и спрятал бумагу в карман, хотя вокруг лежало несколько папок, да и сейф был, рукой подать.
   Поговорили еще о многом. Получалось, что недостатков много, но нельзя сказать, что неразрешимые. 
  Совещание уже заканчивалось: медикам майор пообещал помочь с лекарствами; снабженцам решить их проблемы; от начальника гаража потребовал список нужных запчастей и тут он неожиданно вспомнил и спросил:
- Кто у нас парторг второго лагпункта?
- Я, лейтенант Яковлев, - ответил, вставая молодой офицер.
- Так, вот это всем касается. Я, товарищи по партии, в ваши дела вмешиваться не собираюсь. Просмотрел я протоколы ваших собраний и увидел, что кое-какая работа конечно вами ведется. Молодцы, без критики не живете. Но иногда и перегибаете. Вот вы лейтенант, за что капитану Федорову выговор объявили?
- Федоров? Федорову? – глядя на потолок пытался вспомнить лейтенант и вспомнил. – У него фотокарточка на партийном билете была отклеена, товарищ майор.
- Он вам объяснил, почему, - продолжал допытываться у него Чернов.
- Да, - ответил несколько глухим голосом лейтенант. – Он написал в объяснительной, что фото отклеилось при форсировании Одера.
- А вы лейтенант, форсировали реку Одер, а может какую другую? – спросил на повышенном тоне майор.
- Нет, - ответил сникшем голосом лейтенант.
- И что, приклеил капитан Федоров фотографию? – продолжал допрос майор.
- Никак нет, - ответил едва слышным голосом лейтенант.
- А знаете почему? - не унимался Чернов. – А я знаю! Вы, человека обидели!
Приказываю, завтра встретиться с капитаном Федоровым, принести ему извинения. И лично, слышите, лично, приклейте ему это фото в партбилет! Все свободны!
   Все собравшиеся вышли. С майором остался только капитан Ванин.
   Чернов немного остыл после последних слов и обратился к нему:
- Капитан, сейчас поедите домой, найдете кого-нибудь из старейшин среди чеченцев и скажите ему, чтобы он завтра в девять утра собрал других стариков, человек 5-6. Скажите, что я с ними буду разговаривать. О чем, не говорите. Я буду ехать домой, заеду к вам, подскажите куда мне к ним идти. Утром оперативку проведете сами, без меня. И запишите на пятницу капитан. А это значит через три дня. В 15.00 собрать в клубе всех отказников от работы. Больных, умалишенных, уголовников и прочее. Всю эту публику. Будем с ними разговаривать.
- Значит, - сказал капитан Ванин. – В пятницу будет тяжелый день. Не завидую вам товарищ майор. Там такая публика, трудно будет с ними говорить.
- Трудная, говоришь, - на секунду задумался майор и достал из кармана бумагу, которую ему вручил лейтенант Искаков, и помахав ею перед капитаном сказал. – А вот с этим будет, пожалуй, трудней.
                                                    4.
   Чеченцы проживали в небольших постройках - каменных мазанках, вперемежку с переселенцами немцами и некоторыми добровольцами вольнонаемными, которые наслышанные о больших заработках, постепенно заселяли эти края. Позже, эту часть быстро строящегося поселка все стали называть Шанхаем, не потому что уехавших затем на родину чеченцев заменили китайцы, а такие вот неплановые постройки по всей стране привыкли так называть, наверное, потому что в этих постройках жило больше людей, чем в самих поселках.
   Отличить чеченские дворы от немецких можно было по двум признакам.
На потолках немецких домов, которые, как и чеченские были плоскими, без крыши, виднелись окна-треугольники, у чеченцев их не было. И немцы держали в своих сараях свиней, а чеченцы баранов и коров, так что, кто где живет можно было различить по специфическому животному запаху.
   Машину Чернов оставил прямо на дороге разделяющую будущий Шанхай и поселок. Проходы между домами были столь узкими, что машина не везде могла проехать.
   Вчера вечером он заехал к Ванину и тот на клочке бумаги доходчиво объяснил, как можно будет пройти к дому старшему из старейшин Сулейману. Он также похвастался, что выпытал у того сколько будет стариков и кто, особенно подчеркнув, что среди шести из них будет Царнаев Мурат, дядя того самого Царнаева, о котором говорил лейтенант Искаков.
   Потом Ванин и вовсе перешел на шепот и доложил, что Чернова, для надежности, будут сопровождать два лейтенанта, которых он с утра отправит к условленному месту и тут же протянул майору небольшой сверток подчеркнув, что это «для уверенности».
   Чернов развернул сверток и увидел там старый, но судя по смазке очень ходовой наган и гранату.
Он вздохнул, завернул это хозяйство обратно в тряпку и покачав головой, сказал:
- Ванин, Ванин, ты уже столько времени здесь находишься, а не знаешь, что в своем доме чеченцы даже кровника не трогают. Отставить двух лейтенантов!
- Да вы, что товарищ майор! – торопливо заговорил Ванин. – Если с вами что случится с меня же голову снимут!
- Успокойся капитан, - улыбнулся ему в ответ Чернов. – Это не тот случай. Все с твоей головой будет в порядке.
   И вот Чернов, не спеша и не оглядываясь, вскоре подошел к указанному дому возле которого его ожидал молодой человек.
- Проходи, начальник, - сказал тот и распахнул калитку.
   Они прошли в дом и по полутемному коридору вошли в комнату, на полу которой у невысокого, но широкого столика сидела шесть аксакалов.
   Чернов, не суетясь, спокойно обошел весь стол, поприветствовав каждого старика мусульманским приветствием и только после этого присел, особой посадкой, положенной за таким столом.
   Было видно, старики не спускали с него глаз, даже те, что всем своим видом показывали, что ничего необычного не видят в пришельце.
   Чернов, зная местные обычаи и горцев, с благодарностью принял протянутую ему пиалу наполовину наполненный чаем с молоком, несколько раз отпил из нее и даже зажевал это действие лентой пастилы.
   Между делом он успел расспросить о здоровье каждого, поинтересовался, чем заняты дети и внуки и особенно расспросил, чем они отапливают свои дома, откуда возят саксаул, хватает ли кизяка, есть ли возможность разжиться углем.
   В ответ старики тоже не молчали, спросили увеличится или уменьшиться лагерь, раз сюда приехал такой большой начальник как Чернов (и это они знали!) и ожидается ли новая амнистия. 
   Наконец, когда майору подали уже третью пиалу с чаем, он принял ее и сказал:
- А пришел я к вам, уважаемые аксакалы, вот по какому делу. Все вы, наверное, слышали, что в поселке нет-нет, но и происходят акты хулиганства, а то и вовсе преступления, насилие и убийства. Ничего вроде бы в этом необычного нет. Но в ряде случаев, которые касаются избиения и других преступлений против вольнонаемных граждан, крупных руководителей и просто хороших инженеров, следы ведут к вашим людям. Я не собираюсь с вами разбираться, так это или не так. У нас есть уверенность, что это так. Все вы, наверное, помните, что прежде чем вас сюда выслать с вашими людьми разговаривал Лаврентий Берия. И тогда ваши люди честно сказали, что они ничего не могут сделать. Сегодня к вам пришел я, чтобы тоже спросить. Сможете ли вы остановить эти преступления?
   Аксакалы молча выслушали его и потом украдкой поглядывали друг на друга. Все понимали, что нужно что-то сказать. Наконец, один из них решился и не глядя на Чернова проговорил:
- Что сказать, что сказать? Почему вы с этой уголовщиной пришли к нам?
Мало вам, что вы из нашего народа сделали врагов и лишили нас родины, так и теперь не оставляете нас в покое! Вы не можете найти преступников и решили все свалить на нас. Разве это правильно? Это дело милиции! Почему вам это надо? Вы и тут хотите совсем нас уничтожить!
   Чернов задумчиво взглянул на того, кто говорил и спросил:
- Простите, аксакал, как вас зовут?
- Мурат я – откликнулся старик и по его лицу было видно, что он уже пожалел, что ответил майору и что тот узнал его имя.
«Царнаев! Клюнул-таки, не выдержал!»- промелькнуло в голове Чернова, но сохраняя в голосе уверенность сказал:
- Никто вас уничтожать не собирался и не будет. Если бы это нужно было, вас никто не потащил бы сюда, за столько километров. Вспомните, тогда война была и каждый вагон был на счету, а вместо того, чтобы использовать их для фронта, вас пришлось сюда возить! Так, что скажите, аксакалы?
- А мы уже сказали вам, - снова заговорил старик Царнаев. – Никто из наших людей такими делами не занимается. Мы молимся Аллаху, чтобы все люди здесь жили в мире и согласии. Верно я говорю?
- Да-да, верно говоришь, - поддержали его старики.
- Ну что же, - сказал тогда Чернов. – Я вам сказал, вы услышали. Смотрите, чтобы не получилось, как в сорок четвертом. Путь мир пребывает в ваших домах!
   Он встал и не спеша вышел из дома. Сулейман сам проводил его до калитки.
- Как ты думаешь, аксакал, - спросил его Чернов. – Все аксакалы так думают?
- Не знаю, - неожиданно ответил ему старик.
Чернов резко повернулся к нему и снова спросил:
- Не знаешь, так что значит, кто-то знает?
И тут старик развел руками.
- Понятно, - как бы подвел итог Чернов. – Спасибо за чай и угощение. 
И он зашагал по тропинке откуда пришел и отметил про себя, что старик не ответил на его вопрос обычным ответом мусульман: «На все воля Аллаха».
«Значит, он знает, по чьей воле это делается, - подумал он. – Поживем-увидим!».