Слезы Закира

    
   О войне, которую я прошел от начала до конца, всех дней не упомнишь. От одних контузий много что позабылось. Да и после войны, не особо о ней вспоминать хотелось, вот столько в ней мук и лишений было.
   А тот день, когда я находился в расположение второй роты, запомнил. За день до этого на этом участке в тыл прорвались три немецких танка и наделали там много шума, прежде чем их удалось уничтожить. Я уже успел получить по телефону нагоняй от командующего и несмотря на то, что обстановка нормализовалась решил лично узнать, как так получилось, пропесочить кого надо и конечно принять какие-то меры, чтобы этого не повторилось.
   Вот за этим занятием меня и настиг настойчивый сигнал машины и обернувшись я увидел подъехавший неизвестно откуда «виллис» на котором грозно восседал начальник штаба Ступин, увидевший что его наконец заметили, махнул мне рукой.
   Когда я подбежал и как положено доложился, он устало махнул рукой и сказал:
- Ну что капитан, чего ты тут навоевал? Я смотрю, ты не скоро еще будешь майором.
 А я только-только заменил убитого во время бомбежки майора Завьялова, да и капитаном был по тем временам не по возрасту. Просто росли мы по званиям иногда не по заслугам, а потому, как оставались живыми. Особенно страдал от этого младший командный состав, многих мы просто не успевали запомнить. Хорошо еще тогда политруки в атаку бегали, так их тоже ведь пополнять приходилось.
- Ну, да ладно, - проговорил дальше мне начштаба. - В тот день нас еще и на правом фланге славно потрепали, и командующему не до тебя. Ты вроде как пополнение ждал, так не будет его. Все твое пополнение пришлось на этот прорыв бросить.
- Да как же так, товарищ полковник? - проговорил я. - У меня же недостаток до тридцати процентов имеется!
- Ишь ты, - усмехнулся полковник. - Процентов, говоришь? Ты капитан не на стройке находишься, где тебе кирпичи не доставили и раствор, а на войне! Так что изволь воевать пока умением, а не числом.
- Есть воевать умением, - махнул я под козырек.
-То-то, - удовлетворенно хмыкнул начштаба. - А пополнение тебе будет, раз обещал.
И вдруг как вспомнил, заявил:
- Вот чуть не забыл! Там после боя семеро раненых и один живой остался, так что принимай пополнение!
И обернувшись на заднее сидение скомандовал:
- Эй боец, слезай! Приехали. Вот принимай, он все равно уже по бумагам у тебя числится.
И тут из заднего сидения неловко вывалился солдат азиатской внешности с заспанными глазами и винтовкой, которую он как-то странно, как дворник метлу, держал в руках.
- Ну, бывай! - прогремел полковник и машина унеслась прочь, обдав нас придорожной пылью.
Я взглянул на списки, который полковник всунул мне в руки. Почти все фамилии там были вычеркнуты, семь фамилий подчеркнуты синим карандашом, раненые значит, и я с трудом нашел единственную не тронутую поправкой.
- Фамилия? - спросил я солдата, чтобы убедиться, что в списке живым числится именно он.
- Садыйков я, гражданин начальник, - ответил он вдруг мне.
Тут я очень удивился.
- Что значит, гражданин начальник? - вспылил я. - Ты что, рядовой, с тюрьмы к нам попал?
- Никак нет, гражданин начальник, - ответил тот невозмутимо. - Когда я тюрьма сидел меня война не пускали.
- Это почему? Сейчас вроде всех на фронт берут? - сказал я.
- Не-е, гражданин начальник, - покачал головой солдат. - На войну берут, кто в лагере сидит. Это воры и бандиты и даже политические, понимаешь? А в тюрьма сидят за большие преступления, это которые особый вред нанесли. Их некуда не пускают. Я еле-еле в лагерь попал, а потом на фронт.
- И что такое ты там натворил, что в тюрьму попал и как оттуда в лагерь перебрался? Да и на фронт напросился. Сидел бы там и сидел, - поинтересовался я.
- Я, гражданин начальник, на продовольственных складах работал. Где-то, что-то списывал, где-то приписывал, вот и судили меня правильно. В тюрьме я их начальнику одну хорошую бумагу сделал, а он мне помог в лагерь уйти. А война пошел потому что у меня два сына в армия пошли, стидно знаешь.
- М-да, - сказал я, почесав в затылке. - Ты хоть, боец, стрелял в прошлой атаке?
- Нет, гражданин начальник - честно признался солдат. - Бежать бежал, «ура» кричал, а стрелять не мог.
- Ну, и подарок ты у меня, - усмехнулся я. - От такого пополнения все фрицы в округе разбегутся. Ладно, ступай за мной, сейчас придумаем куда тебя определить.
   Солдат, несмотря на возраст оказался шустрый и везде поспевал за мной. И тут, что называется на охотника и зверь бежит. Подбегает ко мне наш интендант по снабжению лейтенант Головоченко человек в возрасте и совсем не военный, подсунул мне свои бумаги для подписи и собрав бумаги уже собрался уйти, как тут мне мысль нужная пришла.
- Слушая Кузьмич, - сказал я. - Ты как-то жаловался, что у тебя нет человека под рукой для помощи. Вот тебе боец, вот его бумаги. Оформи его как следует. Но поглядывай за ним, он к нам прямо с тюрьмы. Как что не то, так прямо ко мне обращайся. Я его сам, прямо перед строем расстреляю! А ты, Садыйков, смотри у меня! Здесь другие законы, какие командир пишет, понял? Ступайте
   Так прошло некоторое время, я и забыл об этом бойце и только однажды спросил у Кузьмича, мол как там у тебя Садыйков, всё ли ладно с ним.
- Ой, не спрашивайте, товарищ капитан! -ответил мне Кузьмич. - Спасибо вам за него! У него прямо талант в нашей службе, я его и сам раз в день вижу, весь в работе. Всё успевает!

    
   Конечно, я не особо поверил тогда Кузьмичу, кому не охота лишнего помощника иметь, но и зря он так человека не похвалил бы.
   А через два месяца беда случилось. Позвонили мне на КП и доложили, что машина, в которой куда-то направлялся Кузьмич подорвалась на мине и он погиб. Я тут же велел обзвониться со всеми, чтобы кто видел бойца Садыйкова, направили его ко мне.
   Но он и сам скоро меня нашел. Вижу, человек переживает, и я поддержал его как мог.
- Не дрейф, Садыйков, - сказал я. - Кузьмича конечно жаль, но на то и война. Как ты, боец, справишься, пока я замену Кузьмичу найду?
- Зачем замена, гражданин начальник, - ответил он. - Я сам всё делать буду. Тебе не стидно будет.
- А справишься? Тут проколов не должно быть. Сам понимаешь, чуть что, спрос будет не тот, как ты там в своей лавке торговал, - заметил я.
- Обижаешь начальник, я у себя на родине целую область кормил, - сказал Садыйков. - А тюрьма попал неправильно. Один бумага не так написал.
- Ну ладно, - решил я. - Служи коли так. Месяц тебе на испытание, а потом оформим как надо. Зовут-то тебя как?
- Закир я, гражданин начальник, - представился он.
- Закир, - повторил я, - Ну что же, запомнить можно. Вот, что Закир. Ты бы эту привычку говорить «гражданин начальник» бросил. С сегодняшнего дня на такой должности будешь, не все тебя поймут.
- Что ты хочешь, товарищ капитан, - с трудом исправился Закир. - Я в тюрьма шесть лет был, а здесь всего три месяца. А все, кому надо, уже привыкли. Закир, все знают.
Вижу, что в этом деле я его не убедил и махнул рукой. На том и расстались.
И только на второй месяц, когда мне случайно из штаба напомнили, я оформил Садыйкова на эту должность официально, как никак она была офицерской.
   Садыйкова я видел редко. Вопросов к нему не было, а он умудрялся подсовывать мне свои бумаги, где только меня не находил, как-то не заметно и тут же просто испарялся из виду. А мне то что? Мне воевать надо было. А воевали мы хорошо.
                2.

    
   После Сталинграда дела и вовсе веселее пошли. Все чувствовали, что страна полностью на рельсы войны стала. Мы уже не чувствовали тех перебоев, что в техники, что в живой силе и в любом виде снабжения. Словом, если бы не неизбежные потери, то воевать стало легче.
   И вот однажды, совсем случайно, на вверенной мне территории появился наш командующий, генерал Иванов и с ним начальник штаба, особист в чине майора и зам по тылу.
   Когда тяжко было, оно, командование, особо на передовой не появлялись, а тут прямо как покрасоваться приехали.
   Солдаты мои, как раз обед принимали, и генерал тотчас отменил все приветствия, заявив, что «война войной, а обед обедом, и громогласно поблагодарив бойцов за все мыслимые и немыслимые подвиги, обратился ко мне:
- Ну, что майор (а я уже был майором), кормить нас будешь?
Я конечно же дал нужную команду и через минуту команда генерала уже сидела за столом и поцокав языками от прекрасного аромата, исходившего от поданных блюд, тотчас принялись обедать. Генерал было присоединился к ним, но затем вдруг обернулся и махнул рукой солдату, что подал им обед.
- Вот что, солдат, - сказал он солдату, отодвигая тарелку. - Ты чего это нам принес? А ну, убери все это и подай, что солдаты сейчас кушают!
    Сидевшие рядом с ним офицеры, тотчас перестали есть и с сожалением также отодвинули тарелки.
- Так я, - начал оправдываться солдат. - Точно, как вы говорите, товарищ генерал, с одного котла набрал.
- С одного говоришь?! - заявил тут наш генерал, тотчас встал, и направился к бойцам.
Он заглянул в котелок, то к одному солдату, затем прошелся и заглянул к другому и наконец, нарушая Устав, обратился к третьему солдату, который при виде генерала перестал громыхать ложкой по почти опустевшему котелку и встал перед ним.
Генерал взглянул в его котелок и спросил:
- Как вас кормят рядовой, жалоб нет?
- Никак нет, товарищ генерал! Жалоб нет! Кормят как надо, все хорошо! - ответил солдат.
- И что, - с сомненьем в голосе спросил генерал. - Каждый день так кормят?
- Никак нет! - ответил солдат. - Бывает даже лучше!
Генерал покачал головой, однако не поленился, полез на телегу с котлом, заглянул туда, затем в котел с кашей и не спеша вернулся на свое место за столом.
- Продолжайте, - сказал он сидящим и сам вместе с ними принялся обедать.
После обеда, задав несколько обычных для войны вопросов, покурив в сторонке, гости собрались уезжать.
- Ну, что, майор, - обратился ко мне генерал. - Вижу все у тебя хорошо. Продолжай также, глядишь и до генерала к концу войны дорастешь.
- Я и майором согласен закончить войну, товарищ генерал, лишь бы поскорее! - ответил я.
- Теперь уж скоро, - сказал генерал с надеждой в голосе и вдруг обратился к своим сопровождающим. - Как вам обед, товарищи офицеры?
- Хороший, хороший обед, товарищ генерал, - ответили ему, а начальник штаба даже прибавил. - А давайте каждый день сюда на обед приезжать!
- Вот-вот, - сказал генерал. - И я о том же. Вот ты…- продолжил он, ткнув пальцем на зама по тылу, а потом, как бы передумав, перевел этот палец на особиста и заявил. - Проверь хорошенько это дело.
   Я стоял рядом и как-то не понял, о чем говорит генерал и поскольку меня это не касалось спокойным взглядом и душой проводил неожиданных гостей.
                3.
  А оказалось зря я так спокоен был. Прошло некоторое время, нашел меня запыхавшийся мой особист и заявил:
- Давайте на КП, товарищ майор. Там мои коллеги армейские Садыйкова приехали арестовывать, вас требуют.
   Пришли мы на КП, а там уже Садыйков под охраной автоматчика и трое шустрых таких особистов, время зря не тратят, о чем-то моих офицеров опрашивают. Старший из них увидел меня, подошел и представился.
- Товарищ майор, - заявил он. - Ваш Садыйков обвиняется в расхищение и присвоение большого количества продовольствия. У следствия уже имеются документальные доказательства факта хищений. Сейчас мы ведем поиск личных вещей у подследственного, который утверждает, что ничего у него кроме этих нет.
   И он указал мне на тощий вещь мешок, который лежал несколько в стороне недалеко от Садыйкова.
- Мы опрашиваем всех ваших офицеров и вынуждены спросить вас, - продолжил особист. - Не оставлял вам ли подследственный Садыйков на хранение каких-либо вещей или ценностей.
- Нет, - ответил я. - Ничего он мне не оставлял.
- Хорошо, - сказал особист. - Тогда пройдемте в помещение, я сниму с вас допрос, но, если понадобится, мы вас вызовем еще раз.
   Ну, что я мог показать? Как было, так и показал: видел я Садыйкова редко; особых отношений не имел; по службе характеризовался положительно, с сослуживцами поддерживал ровные отношения; вину за то, что произошло признаю; плохо я контролировал ситуацию со снабжением.
   На том и закончили. Больше меня никуда не вызывали и не допрашивали.
Ну а дальше до нас доходили только слухи. Прошло следствие, Садыйков вину свою признал. Был суд и его приговорили к расстрелу. Это конечно объявили всем, в пример, чтобы другим не повадно было.
   А тут, как раз меня к генералу вызвали по делу. Дела-то мы с ним порешали, а я все думал, помянет он мне Садыйкова или нет. Не забыл, помянул.
- А что же ты майор, так этого афериста прозевал? -спросил генерал. - Вот нам с начшаба за тебя поручиться пришлось, а то плохо бы твое дело было. А каков молодец, ты видел, что он выдворял?!
- Никак нет, товарищ генерал! Виноват! - ответил я.- Но я на следствии и в суде не был и не знаком в чем его обвиняли.
- Жаль, жаль, - покачал головой генерал. - Впрочем, постой. Кажется, его дело у меня здесь валяется. Погоди, сейчас гляну.
   И генерал подошел к соседнему столу и вскоре с удовлетворенным видом вытащил из кипы бумаг дело Садыйкова.
- Подойди сюда, - сказал генерал и перевернув несколько страниц в середине дела ткнул пальцем на бумажку, спросил - Чья это подпись?
- Моя, товарищ генерал, - ответил я.
Генерал перевернул еще пару страниц и указав на другую бумагу снова спросил:
- А это чья подпись?
- Ваша, товарищ генерал! - ответил я, нисколько не сомневаясь.
-То-то, - рассмеялся довольный генерал. - Никакие это ни твои и ни мои росписи! Вот ведь мастер- Левша, можно сказать подделки! Экспертиза, и то с трудом доказала это, пришлось к самым большим специалистам обращаться. Через эти подписи, все лучшие продукты к тебе уходили, представляешь?!
И тут меня какая-то обида двинула что ли, и я высказался:
- Насколько мне известно, товарищ генерал, следствие не доказало личных корыстных целей Садыйкова.
   Генерал сначала не понял, продолжая листать страницы, потом вдруг остановился и подняв глаза на меня спросил:
- То есть, как не доказано? Ты что этим хочешь сказать?
Он немного призадумался, повертел в руках дело и приказал:
- Ну-ка присядь!
А сам вернулся к своему столу и не спеша стал листать дело, внимательно читая, а иногда и возвращаясь к прочитанному. Наконец он, придерживая рукой нужную ему страницу сказал мне:
- А ведь ты прав? Тогда зачем он делал это?
- Не могу знать, товарищ генерал, - ответил я, пристав с места.
- Интересно, интересно, - сказал генерал и подняв трубку телефона прямой связи, проговорил. - Калугина мне! Калугин? Этот Садыйков, которому вышку дали еще у тебя, или уже нет? Что? Вечером расстреляешь? Ладно, вечером расстреляешь! Вечером, говорю! А пока давай его ко мне в кабинет, он деньги у меня занимал и не отдал. Верну. Верну, говорю!
И тут он обернулся ко мне и с веселым лицом заявил:
-Жив, твой аферист! Вот сейчас мы всю правду узнаем! Слушай, а эти следаки тоже мне орлы! Они, если им надо, любого заставят сознаться, что он враг народа, а тут простую вину доказать не могли! Что он, этот Садыйков, по чём зря, воровал что ли?
   Вскоре ввели Садыйкова, он осунулся и похудел. Увидев меня, у него лишь на мгновенье ожили глаза, но он тотчас отвернулся, словно мы с ним незнакомы.
   Генерал взял в руки его дело, подошел к Садыйкову и помахивая им сказал:
- Слушай, Садыйков, мы вот сейчас с майором очень внимательно прочитали это, и все поняли, кроме одного, зачем ты это? Ради чего?
Садыйков поднял свою голову и вместо ответа сказал:
- Зачем стреляешь, начальник? Что я плохого сделал? Я солдат кормил.
- Да уж кормил, это я вижу! - сказал генерал, бросив дело на стол. - У меня в штабе так не кормили! А другие солдаты на овес перешли, как лошади! Ты мне объясни, юродивому, зачем тебе это надо было?!
- Я солдат кормил начальник! Они мальчики, что видели? Завтра им помирать. Они мне говорили, что тут я их кормлю лучше, чем дома. Я все для них, понимаешь? И мать, и отец. Вот мой начальника спроси, я себе ни зернышка не взял, все для них.
- И спрошу, тоже мне тут архангелы нашлись! - воскликнул генерал, обернувшись ко мне. - А ты куда глядел!?
- Товарищ генерал, я не знал, я думал всех так кормят, - хриплым от волнения голосом ответил я.
Генерал прошелся по кабинету, затем еще, кто его знает, о чем он тогда думал.
И вдруг я услышал голос Закира:
- Товарищ генерал, разреши слово сказать?
Генерал остановился, прошел к нему и сказал:
- Говори!
   И тут из глаз Садыйкова полились ручьем слезы, но он не плакал. Он говорил, а слезы просто лились, как будто, так и надо и он не замечал их.
- Товарищ генерал, - говорил Садыйков. - У меня два сына на фронте. Один, скоро сорок дней, погиб. Другой, два орден за храбрость, воюет. Не стреляй меня, начальник. Не дай позор. Дай сейчас винтовка, я один, сам в атака пойду, пусть убьют. Клянусь, нет моей вины, я солдат, как своих детей кормил. Я кормил и думал, что моих детей может кто так накормит. Не дай позор!
И тут он разрыдался так, что генерал отвернулся и отошел от него и подошел ко мне, как бы за помощью. Но я, никогда до этого и не после, не отводивший свой взгляд от людей, не выдержал и отвернулся.
   Генерал прошелся еще по кабинету, подошел к своему столу, положил руку на трубку телефона и после недолгого раздумья поднял ее и сказал:
- Маргулиса мне! Маргулис, здорово! Слушай, чего это ты такой важный стал и в гости не зайдешь? Посидели бы, коньячку выпили. Ах ты старый еврей, раньше бы нахаляву и спирт выпил! Ах дела! Ну, ладно, вот ты мое дело реши, а потом занимайся своими. Ты вот тут некого Садыйкова к расстрелу прописал, а мне бы надо, чтобы ты это дело пересмотрел, помнишь, да? Как расстреляли? Да нет, вот он у меня в кабинете сидит, чай мы с ним пьем! Почему не расстреляли? А по чем я знаю? Я что ли должен такие вещи контролировать? Чего хочу? Пересмотра, я же сказал! В штрафники?! Да ты что, Иоська?! С одного расстрела на другой хочешь поменять?! Я же тебе намекаю, он мне живой нужен! Да, для армии, позарез! Вчистую! Ну что, я тебя должен учить что ли? Слушай, не сделаешь, я твоей Саре напишу, что ты у нашей медсестры Маши сиськи трогаешь! Вот. Вот. Вот, теперь правильно. Ну я же знаю, что ты умница. Заходи, обмоем это дело! Чего? Да ты, что, дурак что ли!?  А что я твою Сару не знаю! Ну, бывай, до встречи!
   Генерал положил трубку и посмотрел на Закира и подошел к нему.
- Ну, хватит, хватит, - сказал он солдату, похлопывая его по плечу. - Я вот с кем надо договорился. Не будут тебя стрелять. За сына твоего тебя прощаю. Слышь, не реви!
   Но у того была просто истерика, и он не мог остановится. Тогда генерал посмотрел на меня и спросил:
- Как его зовут?
- Закир, товарищ генерал, - ответил я.
- Хорошо, - сказал он. - Ты выйди пока, мне с ним поговорить надо.
   Я вышел и думал, что мне еще долго придется ждать Закира. Но он неожиданно вышел буквально через минуту и оглянувшись сказал конвоиру:
- Тебе сказали зайти.
Конвоир зашел и обернулся через несколько секунд:
- Он свободен, - сказал он, указывая на Закира.
                3.

              
    Как-то, это уже когда мы уже границу нашу перешли, поздно вечером в доме где я остановился появился Закир.
- Здравствуй, гражданин начальник, - сказал он. - Я тут немного потерялся. Можно я здесь спать буду?
- Конечно Закир, милости просим, - ответил я. - Вот только поужинать надо, я не успел. Будем кушать?
  Вместо ответа Закир достал из сапога ложку и сверкая в улыбке своими красивыми блестящими зубами тотчас уселся за стол.
   Кушал он быстро и жадно, видно было что не ел с утра.
Зато после с удовольствием стали пить чай с необычайным вкусом, который Закир сам и заварил из своих запасов.
- Один старух из Сибири, целый мешок посылал, - пояснил он. - Я сам неделя пил, проверил, какой чай. Вот завтра для солдат раздам.
  Тут за чаем я и спросил его:
- Слушай, Закир, можно я тебе один вопрос задам?
- Говори начальник, - откликнулся он. - Ты ведь знаешь, Закир тебе правду скажет.
- Вот ты мне скажи, - продолжил я. - Что тебе генерал тогда сказал, когда меня попросил выйти из кабинета?
Закир, обхватил двумя руками кружку, как бы пытаясь согреться. Его лицо стало печальным и задумчивым. Но вскоре он ответил:
- Когда ты вышел, он сказал мне: «У меня тоже недавно сын погиб, Закир. А я плакать, как ты не могу, не имею права. Не плачь, пожалуйста». Мне стидно стало. Я сказал: «Прости, командир» и вышел из кабинета. Мне до сих пор стидно, понимаешь…
   Мы посидели так молча и тут Закир спросил:
- Слушай, гражданин начальник, можно я тебя тоже спрашивать буду?
- Конечно Закир, спрашивай, что хочешь?! - сказал я.
- Во-от, командир. Скоро эта война туда-сюда кончится, так? И Закир домой приедет, так?
Как моя родня, люди кругом узнают, что Закир с война пришёл, а?
- Как узнают? Ты же, Закир в форме придешь, с полным рюкзаком подарков!
Тут Садыйков усмехнулся и с печалью в голосе сказал:
- Закир бы и с тюрьма, в форме и с подарками пришел! У нас в Ташкент на базар, хоть форма покупай, хоть пулемет, все есть!
И взглянув на мое не понимающее лицо, договорил, прикоснувшись к моей груди:
- Слушай, командир, а не нельзя ли мне один такой медаль, а? Ну совсем маленький.
Конечно, я бы на базар и медаль себе купил и бумажку к нему сам сделал, но стидно, понимаешь?!
   Тут я облегченно рассмеялся.
- Ну конечно можно, Закир! - ответил я. - И даже нужно! Как же мы о тебе дорогой забыли?! Ты уж извини, исправим мы эту ошибку!
   И в первые же наградные списки, я вписал его фамилию, на медаль «За отвагу».
Он, когда ее отмечал, нам офицерам целый ящик такого коньяка принес, что я, ни до, ни после не пил.
Я на следующий день спросил у него:
- Слушай, Закир, а к нам из-за этого коньяка, особисты не придут?
- Уже приходили, - не моргнув глазом ответил он. - Я их тоже угощал, они спрашивали, нет ли еще.
Прошло еще какое-то время, и я еще в один список награжденных включил фамилию Закира, на ту же медаль.
Вечером из штаба вернулся офицер, который оформлял нужные нам бумаги, отчитался. Напоследок упомянул о списках награжденных.
- Изменения есть? - спросил я.
- Да, как всегда, - ответил он и я не удивился. Генерал всегда щепетильно относился ко всем документам, как бы показывая пример нам беззаботным.
  Листая списки награжденных, я не увидел исправлений и уже решил, что офицер ошибся, остались списки уж самых простых, бесспорных наград, как увидел на последней странице знакомую пометку генерала синим карандашом. Напротив, фамилии Садыйкова, он вычеркнул название медали и надписал над ней: «Орден Красной Звезды».
- Смотри, - сказал я Закиру, показывая на следующий день ему эту бумагу. - А ведь генерал не забыл тебя!
   И тогда я увидел второй раз, как он плачет.
Ну а в третий раз он плакал, когда мы расставались. Я включил его в списки первоочередных кто подлежал демобилизации, по здоровью и возрасту. И он уехал домой одним из первых. В этот день, мы впервые прощались со своими боевыми товарищами. И только тогда, мы поняли, что наконец все закончилось.
А потом и я вернулся домой и прошел все круги восстановления страны и все, как-то стало забываться.
   Это вот теперь, иногда вспомнишь их, своих боевых товарищей и слезы невольно катятся из глаз, как тогда у Закира.
   Оно и понятно, это слезы старости. Ведь лишь немногим она далась. А многие из нас так и остались навечно молодыми.

В 2023 г. рассказ стал "Золотым лауреатом" конкурса "Большой финал" (Ковдория) в номинация "Рояль в кустах"