«Сообщение председателя лагерной комиссии заключенного К.И. Кузнецова зам. министра С.Е. Егорову (окончание)

Вооружение, характер и назначение

1. Подобрав бразды правления в свои руки во всех направлениях, конспиративный центр тайно решил приступить к изготовлению оружия.

Первым их кличем было вооружаться чем попало, начали разбирать железную арматуру и изготавливать камни к баррикадам. Этот вопрос одобряли только националисты и быгтовики.

Затем мною совершенно случайно быта обнаружена тайная комната в 3-м бараке 1-го лагерного пункта, в которой изготовлялась взрывчатка из серы, кинолент и другого материала. На вопрос, что вы делаете, сидевшие в секции до 20 девушек и юношей изумились моему появлению (видимо, караульный пост не был предупрежден обо мне). Состоявший там же Келлер саркастически заметил — узнаешь потом.

Через некоторое время я услышал взрыв в зоне 1-го лагпункта за баней. А через три-четыре дня, войдя в кабинет Глеба, я был свидетелем раздачи на руки исполнителям своеобразных гранат. Мне была предложена одна из них, которую я просил передать их доверенным, охраняющим меня, фамилии которых не знаю, но звать из 4 — два Василия, один Семен, а имя четвертого не запомнил. Все они западные украинцы.

2. Как потом стало известно, конспиративный центр, найдя оружейников, привлек их к изготовлению всех возможных видов вооружения.

В частности, у меня спросили — знаю ли я Кострицкого, с которым я сидел вместе в следизоляторе. Я ответил утвердительно.

Через несколько дней, зайдя в мехмастерскую хоздвора, я обнаружил, что работает целая группа оружейников под руководством Кострицкого Анатолия и занимается серийным выпуском пистолетов, гранат и финок.

Всеми видами этого вооружения снабжались только украинские националисты и бытовики из числа преступного мира. Русским и некоторым другим национальностям оружие даже холодное в виде железной арматуры и то центром не доверялось.

3. Кроме того, к изготовлению других видов вооружения были привлечены специалисты — ученые химики из литовских националистов, которые знают секрет изготовления взрывчатых веществ из молока и прочих отходов.

Указанных химиков привлек тот же литовский националист Кондратас, с одним из них он лично познакомил меня (фамилии они мне не назвали, но знаю, что он со 2-го лагерного пункта, в инвалидной бригаде, глухой).

На другой день Слученков пошел с ним в лазарет, не доверяя мне сопровождать указанного химика, для ознакомления его с содержимым аптечек и кладовых с медикаментами.

Посещая лазарет ежедневно, я и на этот раз пошел с ними, чтобы знать, что ищут.

Как потом я узнал у врачей, указанный химик искал бертолетовую соль, нитроглицерин и ртуть, но за неимением таковых удалился.

Позднее я обнаружил, что существует несколько комнат — лабораторий по добыванию водорода, такие комнаты были в 1-м лагерном пункте: кабинет оперуполномоченного и комната начальника КВЧ1 и цензора, в которых работали литовские специалисты.

Вход к ним был воспрещен даже мне — председателю лагерной комиссии. Затем, в одну из ночей, посетив баню 2-го лагерного пункта, я заметил возню у баррикады и, несмотря на запрет, я ясно увидел, что баррикады минируются.

4. На вопрос в комиссии к Слученкову и Келлеру, что это значит, они ответили: «Система обороны, товарищ военный. А секрет лишь известен только нам, и мы будем отвечать за последствия».

5. Чтобы обезопасить лагнаселение, которому не была известна работа по вооружению и минированию, а также в целях сообщения правительственной комиссии о наличии в лагере примитивного вооружения, я счел нужным обнародовать, а вам при встречах с правительственной комиссией открыто сообщал о вооружении, характере и назначении его с тем, чтобы вы ориентировались, и положении в лагере.

За подобные сообщения общим собраниям и вам я неоднократно подвергался угрозам расправы со мной за разоблачение тайны, но приняв на себя роль артиста и дипломата, я легко успокаивал Слученкова и Келлера, что делаю это с целью острастки и создания невозможности ввода вооруженных сил в лагерь.

6. Количество изготовленных финок, пистолетов, гранат и мин мне неизвестно. Такими данными располагает только руководство конспиративного центра — Слученков, Келлер и Кострицкий.

Я был обеспокоен только тем, чтобы не пострадали солдаты при возможном подходе к баррикадам, и строго предупреждал заключенных не применять никакого оружия, если в зону войдут солдаты и офицеры без применения огня.

С этой целью я послал письменное уведомление по штабам лагпунктов, в котором категорически запрещал избиение постовых молодчиками Слученкова и Келлера, подвергавшихся избиениям за плохое несение караульной службы.

7. С целью полного ознакомления вас и администрации лагеря с системой обороны внутри зон я лично сам провел рекогносцировку и проверку и, несмотря на категорический запрет пускать в зону кого-либо из военных или штатских, я с ответственностью для себя позволял ежедневно этот вход, о чем вам также известно.

Единственное, что не мог я сломить, это систему Глеба — сопровождать вошедших офицеров в зону, но здесь во многих случаях я старался пойти сам сопровождающим, ибо знал, зачем приходят и что интересует приходящих и старался создать им эти условия.

Ваши представители замечали, что сопровождающих я старался выделить из своей среды, но, узнав об этом, Слученков и Келлер или Виктор («Ус») с Иващенко немедленно заменяли таковых своими.

Организация пропаганды, система, цель и ее направленность

1. Как только в комиссию быт рекомендован и избран от конспиративного центра Кнопмус, он возглавил и создал отдел пропаганды, целью которого ставил:

а) связь с вольным населением посредством листовок;

б) создание внутрилагерной печати в виде бюллетеней и карикатурного окна;

в) системой радиопередачи внутризонного диапазона;

г) системой рупористов перед проемами;

д) системой выступления на собраниях, заключенных;

е) путем призывов на стенах художественного оформления.

2. Целью такой пропаганды было ознакомить вольное население с положением в лагере и причинах невыхода, заключенных на работу в связи с применением оружия непосредственно в зоне и жертвами [среди] заключенных, ответные радиопередачи на обращения [к] заключенным со стороны администрации лагеря и освещение результатов переговоров с правительственной комиссией, обращения через рупора к солдатам с просьбой не входить в зону и не стрелять в заключенных, которые ждут представителя ЦК КПСС.

3. В разбрасываемых листовках посредством змея обращались к населению с просьбой сообщить о положении в лагере в ЦК КПСС, приложив к письму одну из выброшенных листовок, или только послать листовку от заключенных.

4. Несмотря на ярое желание конспиративного центра националистов сделать пропаганду в угодном им стиле, лагерная комиссия и я лично предупредили Кнопмуса, что вся его деятельность не должна быть антисоветской, не должна быль оскорбительной и должна быль честной.

Нужно отдать должное, что ни в листовках, известных мне, ни в статьях бюллетеней, ни в призывах на стенах ничего не было антисоветского и все копии хранились для ознакомления представителя ЦК КПСС. Пропаганда не была конспиративной.

5. Больше всего меня беспокоила организованная двухсторонняя радиопередача — студия для сообщения о положении заключенных в лагере через эфир.

Как только мне стало известно, что возможна радиопередача в эфир с диапазоном действия передатчика до тысячи километров, я предупредил Кнопмуса и Кострицкого, что передатчик должен работать только в моем присутствии, если он действительно есть.

Заявляю совершенно ответственно, что не видал передатчика и не могу утверждать, работал ли он, если верить слухам и сообщениям работников радиостудии, то мне было сообщено, что передачи быгли по азбуке Морзе, по русскому и международному коду, что сообщения касались только положения в лагере и просьб, заключенных сообщить об этом в ЦК КПСС, что якобы сообщения по радио были приняты Карагандой и Алма-Атой.

Так ли обстояло дело, утверждать не могу.

Подробности могут сказать Кнопмус и Кострицкий, которые были и дикторами, а Кострицкий был радиотехником и заведующим студией.

6. Фамилии работающих в редакции, радиостудии и со змеем известны Кноп-мусу, я же ничего не знаю, кроме имени Борис, пускающего змей.

Готовился воздушный шар для подъема лозунга с просьбой о приезде члена Президиума ЦК КПСС в лагерь и «Позор бериевскому произволу!». Но шар не быт изготовлен. Водород для него добывался.

7. О всем вышеизложенном я старался поставить в известность лагнаселение через официальные мои сообщения на собраниях и официальные уведомления вас и состав вашей комиссии при встречах, затем, чтобы вами были приняты возможные меры ограждения и т. п., за что чуть не поплатился жизнью.

Хозяйственные вопросы

1. Вся жизнь в лагере в течение всех 40 дней протекала нормально с точки зрения хозяйственного и коммунального быта. За всю эту деятельность отвечал сам я. Работа столовых, ларьков, буфетов, бань, прачечных, амбулаторий, лазаретов и бухгалтерии не прекращалась ни на один день.

Беспорядков не было. Все мои личные указания этим точкам исходили в виде просьб. Нарушений бухгалтерской отчетности не было. Продукты получались израсходовались в строгом порядке, установленном администрацией лагеря до событий 16–17/^-54 года.

За исключением того, что мною и комиссией было дано указание в соответствии с решением общих собраний, заключенных о снижении пайкодачи до 0,500 граммов хлеба и 75-процентной закладки круп. Это имело место последние 10 дней с целью экономии продуктов.

Если это нарушение — я дал указание о продаже махорки из склада через ларьки в количестве 4000 пачек, а также запретил работу буфетов с целью передачи круп на котловое довольствие.

Было принято решение об использовании продуктов питания торготдела с переводом их на котловое довольствие на правах взаимности с последующим возвратом торготделу ОИС лагеря.

Обо всем этом я официально докладывал приходившим в зону начальнику отд[ела] снабжения лагеря и руководителю торготдела, администрации лагеря и вашему составу комиссии.

Все это делалось в результате отсутствия отдельных продуктов по линии планового снабжения — особенно круп и мяса. Нарушений в бухгалтерских проводках не было.

2. Ведя жестокую борьбу с попытками расхищения государственной собственности и воровством, я не могу не отметить имевших место в этом случае нарушений и подмен моих указаний со стороны Слученкова, Келлера и их конспирации.

В частности, мое указание об обмундировании части заключенных в летнюю одежду на общих основаниях через бухгалтерию было не выполнено. Выдача производилась по распоряжению Слученкова и Келлера не тому, кто имел на нее право, а тому, что яро сопротивлялся выходу на работу. В частности, большинству из украинских националистов они приказали пошить костюмы, а из готовых лагерных фондов выдавали вторые пары обмундирования.

3. Все пошивочные мастерские стали в руках конспиративного центра, и мне с трудом удалось закрыть их работу, переведя все машинки и сапожников только на ремонт общим порядком, установленным в лагере.

4. Без ведома комиссии и моего, как председателя, Слученков, Келлер, Кондратас, Ивашенко и Виктор («Ус») тайно изъяли личные вещи заключенных, вышедших за зону, и реквизировали их по своему усмотрению.

Желая, видимо, избежать ответственности или памятуя о моем запрете, они вручили зав. каптерками личных вещей распоряжение, исходящее якобы от меня. Но те, зная мою гуманность, не поверили, вещей не выдали и доложили мне.

Я вторично запретил выдачу и дал свой образец росписи, чтобы устранить возможную подделку. Но Слученков и Келлер через своих исполнителей силой, в ночное время, изъяли вещи и реквизировали их, заявив, что отвечать будут они.

5. Кроме того, по их указанию бралось что-то из склада Симонова, но мне неизвестны подробности.

Национальный вопрос

1. Конспиративный центр в первого дня старался посеять национальную рознь в лагере, с чем мне пришлось, вместе с другими членами комиссии, немало поработать.

Украинские и литовские националисты особенно презирали русских и евреев. Угрожавшим опасность я создавал возможность выхода за зону. А на общих собраниях потребовал от всех гуманности к человеческой личности и бросил клич: «У нас нет национальностей в лагере, а есть коллектив заключенных, выразивший единую просьбу — прекратить произвол в лагере и наказать виновных за события 16–17/^—54 года», что и было единодушно поддержано и соблюдалась солидарность все дни.

Сопротивление исполнению Указа Президиума Верховного Совета СССР от 24/1У-54 года

1. Несмотря на наличие указа об освобождении лиц, совершивших свои преступления в возрасте до 18 лет, коих нашлось в лагере свыше 400 человек, и работу комиссии в подготовке нужных документов к освобождению этих лиц, конспиративный центр националистов приказал им не выходить за зону до спокойного положения в лагере, стращая этих лиц расправой над ними, как только они выйдут за зону, со стороны администрации лагеря.

Веря этому и несмотря на все мое личное усилие убедить их в необходимости выхода за зону и отъезда домой свободными, они поклялись не выходить за зону до приезда представителя ЦК КПСС, ибо верили только своим предводителям-националистам и держались их.

С трудом мне пришлось выпроводить инвалидов. Матери с детьми также не пожелали выйти.

Конспиративный центр ставил перед собой цель — задержать этот контингент с целью создания условий невозможности ввода вооруженных сил в зону лагеря и применения ими огня.

Обо всем этом я ставил вас в известность, а ваши представители сами беседовали с этим контингентом в моем присутствии.

Все мои усилия не приводили к нужным результатам, и моя деятельность в этом направлении рассматривалась заключенными как капитулянтская.

С трудом мне удавалось выводить за зону лиц из числа отбывших сроки наказания, обходя конспиративный центр и делая это почти тоже конспиративно.

Последние усилия разъяснительной работы комиссии МВД и Прокуратуры СССР к заключенным

1. Возобновление наших встреч с комиссией МВД и прокуратуры с 16/У1 по 23/У1—54 г. нашли взаимопонимание сторон. Неоднократное ваше сообщение о невозможности приезда в лагерь члена Президиума ЦК КПСС из-за занятости их и [имеющихся] ваших полномочий разрешить положение в лагере на месте — нашло удовлетворение как среди отдельных членов комиссии, так и в среде заключенных.

Мною было лично высказано при встречах с вами, в лагерной комиссии и на общих собраниях заключенных, что «не важно, кто приедет и приедет ли вообще. Важно — кто мирно и беспоследственно для заключенных восстановит нормальную жизнь в лагере».

Ваши полномочия говорили об этом, и обе стороны пришли к согласию:

а) разрешить заключенным послать их письмо-жалобу на имя ЦК КПСС через местный партийный орган;

б) считать возможным посетить лагерь представителями местных партийных, советских и хозяйственных органов с целью ознакомления с положением в лагере и причин невыхода, заключенных на работу и др.

При удовлетворении этих просьб заключенные должны решить вопрос о выходе на работу в положительную сторону.

Но тут же представители конспиративного центра предложили послать делегацию заключенных на Рудник. И это было вами принято.

Письмо было подготовлено, делегаты от местных властей и организаций посетили лагерь. Делегация заключенных на Рудник съездила. Но тем не менее вопрос о выходе на работу заключенных решен не был, а наоборот, такую постановку вопроса Слученков и Келлер со своими агентами в комиссии запретили.

Я спросил их на комиссии: «Чего они хотят?» Они ответили: «Нам нужны были вольные для вручения им писем для передачи в Рудник, чтобы там поддержали нас и не выходили на работу. Для этого мы и посылали тоже свою делегацию, но она не удалась. Нам важно, как можно дольше затянуть забастовку в лагере и сделать ее слышной на весь мир».

Тогда я поставил второй вопрос: «А с приездом представителя ЦК КПСС вы выйдите на работу или вы думаете безрассудно сопротивляться сами не зная чему?» Они ответили: «А тогда посмотрим, как будут выполнены наши требования».

2. Для меня стали ясными цель их прямого саботажа и моя бесполезность пребывания в комиссии. Я решил уйти за зону, как только это представится, и для этого последние три ночи я спал в бане 2-го лагерного пункта, намереваясь уйти в проемы, ибо через вахту уйти мне было невозможно.

Заканчивая свое сообщение вам, я считаю своим долгом характеризовать деятельность членов комиссии:

1. За гуманность, нормальный и законный разбор и расследование событий 16-17У.54 г. с выходом на работу были: я, Авакян, Шиманская, Семкин (Кнопмус был двойственным).

За дальнейшее сопротивление и осложнение были: Слученков, Супрун, Михалевич, Суничев и представители центра: Келлер, Кондратас, Иващенко, Виктор («Ус») и их свита в массе заключенных.

Конкретными виновниками создавшегося положения я считаю конспиративный центр украинских и литовских националистов: Келлера, Кондратаса и их исполнителей, а также Слученкова, как их ставленника.

Фамилии особо резвых в этом деле могут дать только они. Я же, как новый человек в лагере, фамилий не знаю, но могу опознать их в лицо в ходе следствия.

Считаю своим долгом также доложить, что я признаю свою вину в том, что находился и являлся председателем комиссии и, несмотря на мои усилия, не смог добиться повторного выхода на работу.

Но принимая во внимание мою деятельность в первый период комиссии, что положение в лагере было урегулировано, за что была вынесена от правительственной комиссии благодарность, и что в течение последующего периода я оставался в комиссии с целью добиться того же положения после второго протеста заключенных и найти пути к выходу на работу, а также в целях возможной дачи информации вам о положении в лагере любыми путями, о чем сообщил вам через прокурора Степлага Никологорского.

Кроме того, мое присутствие в комиссии я считал необходимым в целях сохранения государственной собственности в лагере от расхищения и уничтожения. А равно и за сохранность имущества и личных вещей вольного населения, которые были бы изъяты, а мною они переданы владельцам.

Бесспорно, и то, что в моем присутствии был относительный порядок, а в моем отсутствии осложнение было бы худшим.

Без трусости и с полным сознанием остаюсь сторонником законного расследования [применения] оружия против заключенных непосредственно в зонах у жилых бараков и в них за такой проступок, как связь с заключенными женщинами.

Надеюсь, что и вы не одобряете подобных действий, что и вызвало собственно гнев заключенных, который был использован в какой-то мере националистами, старавшимися превратить его в порочность советской действительности.

Я не прошу к себе снисхождения, если буду признан вами виновным, которым я лично верил, как и верил в ваши полномочия.

Но прошу при определении не быть неблагодарными за мое некоторое усердие, которое было очевидным для всех офицеров администрации лагеря и составу вашей комиссии.

Сообщение написано мною собственноручно на 43 листах и сорока трех страницах в течение 27–28—29 июня 1954 года по моему собственному желанию после встречи с вами 27/У1-54 г.

КУЗНЕЦОВ»

ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 32. Д. 3777. Л. 17–38. Машинописная копия.

(Из книги: «ГУЛАГ (Главное управление лагерей) 1917–1960» СОСТАВИТЕЛИ: А. И. Кокурин и Н.В. Петров 2000 г.)