БОМЖИ В СОЮЗЕ
Наверное, бомжи были, есть и будут во все времена и во всех странах.
Чем же отличаются бомжи в советское время от тех, кого мы видим сегодня? Прежде всего, конечно, что в советское время для этого у них в Союзе не было никакой социальной базы. То есть, не было безработицы, тунеядство преследовалось законом. И даже те люди, которые освобождались из мест заключения, сразу же ставились на учёт в милицию, которая обязана была не просто контролировать их трудоустройство, но и помочь в этом, если у них были проблемы. И поэтому «профессиональные» тунеядцы, не всегда ведущие праведный образ жизни, вынуждены были курировать между различными городами и посёлками. Это меньше касалось женщин, чьё такое положение, виделось, почему менее безобидным, чем у мужчин. И поэтому, наверное, все трое бомжей, которые жили в нашем городе, были женщинами.
Первая женщина, уже довольно таки в возрасте, а может так выглядела из-за образа своей жизни, занималась просто попрошайничеством, и всегда находились доброхотные женщины, которые всегда подавали ей мелочь, а то и продукты. Никто о ней ничего не говорил, а может я просто не слышал, и поэтому ничего о ней прибавить не могу.
Вторая женщина, была более известна в городе. Говорят, что раньше она работала в прокуратуре, а другие утверждали, что была даже прокурором. А потом, что-то у неё в жизни произошло и она «села на стакан», ушла с работы, вела независимый и одинокий образ жизни. Все говорили, что она была прекрасным специалистом своего дела и жила на то, что оформляла «правильные» бумаги судебных исков или подсказывала, как и где искать защиту своих прав. На вид ей было: чуть больше 40 лет, высокая, стройная, со следами необычайной красоты. Ходила она в поношенной, но модной в своё время одежде, женских костюмов строгих тонов, или в подчёркнуто приталенных платьях. У неё была, какая то своя, особенная походка, так что, когда она проходила мимо, сидевшие на скамейках люди умолкали, а идущие навстречу, как-то приостанавливались, уступая ей дорогу. А она шла, вся такая безучастная ко всему, с высоко поднятой головой, ни чем и ни кем не интересуясь.
Ну и наконец, всем известная в нашем, а также в соседнем городах, и в близлежащих посёлках – тётя Катя. Маленькая ростом, в неизменном плаще неопределённого цвета и ярко красной женской объёмной сумочкой, в таких обычно учителя тетради на дом носят. Она была очень общительной, самостоятельной, всегда «под шафе» и никогда не у кого ничего не просила. Вообще-то, её нельзя было назвать «профессиональной» бомжихой. На это положение она переходила лишь с наступлением весны, то есть с апреля месяца и до первых холодов ноября. А «зимовала» она на работе, то есть устраивалась уборщицей на какую-нибудь шахту, куда её с удовольствием принимали, так как в этой работе она была просто незаменима. Я сам тому был свидетелем, так как работал в одно время рядом с шахтой, где тётя Катя работала. Её никогда там нельзя было увидеть праздно шатающейся, всегда за шваброй. А весной она увольнялась с работы и уходила на отдых и «свободные хлеба» и тогда основным заработком её были пустые бутылки, которые она собирала с «точек», где обычно мужики соображали «на троих» или вовсе устраивали коллективные гулянки по поводу, или просто без повода. Катя хорошо знала эти «точки» и когда обнаруживала очередной кутёж, смиренно ждала их окончания. Иногда мужики, завидев её, приглашали к себе, но она никогда не опускалась до чужой компании и халявы. Катю ненавидели женщины, когда она без очереди сдавала свои бутылки (приёмщицы всегда шли ей навстречу, оплачивая ей за бутылки вместо 12 копеек, по 10), а также женщины-контролёры, которые прекрасно знали, что Катя не будет платить за проезд в автобусе. Катя отчаянно материла тех контролёров, которые не пускали её в автобус. «Я – безработная! - вопила она. – Откуда у меня деньги?!». И, похоже, она была права, потому что у неё из сумки к вечеру всегда обычно торчал батон колбасы и непочатая бутылка водки купленные, очевидно, на последние сегодня «заработанные» деньги. Контролёров особенно бесило то, что народ в автобусе поддерживал Катю и требовал пропустить её. Но принципиальные контролёры, не пускали Катю, и тогда обложив их последними словами, она уходила подальше от выезда из автостанции, где шофера этих же автобусов без слов подбирали её, под одобрение публики.
Когда я работал рядом с шахтой, где зимой работала тётя Катя, она часто приходила в наш гараж, где мы устраивали свои кутежи, и забирала у нас пустые бутылки. Но однажды она меня немного подвела. Мы как-то меняли двигатель на машине, и наши парни отправили меня с двумя вёдрами на шахту набрать горячей воды для радиатора. Я вошёл в здание шахты в замызганной, старой телогрейке, облупленных валенках, в шапке неизвестного размера и встретил недовольный взгляд тёти Кати отчаянно драившей полы почти у входа. Но узнав меня, спросила, мол, чего надо. Я пояснил. «Иди туда» - сказала она мне, ткнув пальцем в дверь недалеко от места, где я стоял. Я вошёл и …тут же на меня полетели мыло, мочалки, тазики под женские крики! Оказалось это женская душевая! Я вылетел оттуда как пробка и недоумённо посмотрел на тётю Катю. Но она была более чем спокойная. Смачно ругнув, неизвестно кого, она заявила: «И когда они успели выехать из шахты? Ладно. Иди на второй этаж, налево, там мужская душевая». Помню, я потом шутил, на остановке автобуса с шахты, что женский коллектив шахты знаю не только в лицо…
О тёте Кате мне рассказали такую историю.
Как известно, на производстве случаются сокращения штатов. В Советском Союзе это тоже не было исключением. Такое происходило и в комбинате, где я, да и Катя много лет проработали. Каждый год, вернее в конце года, директор комбината издавал приказ о сокращение штатов. Увольняли в основном тех, кто, по различным причинам давно не выходил на работу или покинул рабочие места, и где был явный перебор в людях, да и то условно, поскольку после нового года их снова набирали на те же рабочие места.
И вот однажды, на шахте, где был назначен новый начальник, произошло такое сокращение и Катю уволили.
Катя ничего на это не сказала. Недельку крепко «отдохнула», а потом, прихватив свою знаменитую сумку, отправилась в комбинат в приёмную директора. А директором комбината, известного по всему Союзу тогда был Виктор Васильевич Гурба, из плеяды так называемых «красных директоров», на которых держалась вся промышленность и экономика страны. Это был очень грамотный и хороший организатор, знал свой комбинат и его проблемы наизусть, а также почти весь коллектив почти поимённо, особенно лучших его работников, чем всегда удивлял окружающих.
Итак, наша Катя приехала в комбинат прямо направилась в приёмную, где в этот день, в понедельник, у директора собиралась всё руководство комбината. В приёмной женщина-секретарь вежливо объяснила Кате, что директор сегодня её не примет, что приёмные дни по личным делам у него по четвергам, по предварительной записи.
- Кто меня не примет? Витя? Да пошла ты…- воскликнула Катя
И тут же по своему выразилась, что она думает об этой женщине и её мнение.
Она смело прошла к двери директора и вошла туда с секретаршей на плечах, которая тщетно пыталась объяснить, что это самовольный произвол посетительницы. Можете себе представить, в каком шоке было всё высокое руководство комбината!
Но директор приглядевшись, вдруг заявил:
- Да ведь это – Катя! Отпустите её! Катя, что случилось?!
- Да вот, Витя, сократили меня! – заявила Катя. – Без работы теперь я осталась.
- Как? Кто сократил? – спросил удивленно Гурба.
Не дожидаясь, когда на него укажут, новый директор шахты привстал и сознался, что это его рук дело.
-За что? – спросил директор.
- Так ведь, сокращение…Ведь приказ был… – пытался оправдаться начальник.
- Я так и подумал, - заявил директор. – По работе вы не могли её уволить. Она прекрасный работник, я её помню с самых первых дней моего прибытия в эти края. Восстановите, компенсируйте. Всё, Катя, иди, работай. Ты не обижайся на начальника, он хороший. Просто он тебя ещё не узнал. Давай, не хворай. Спасибо, что зашла!
И Катя не стала распинаться и просто вышла из кабинета.
- Ну, что, дура? – сказала она секретарше. – А ты говорила, что Витя меня не примет!
Катя достала из своей сумочки открытую бутылку водки, налила в стакан, стоявший рядом с графином, выпила и ушла. Она ни кому не рассказывала об этой встречи с директором. Скромная была. А назавтра она вышла на работу, время было зимнее, бомжевать было ещё рано….
|