АРМИЯ. ПРИЗЫВ

   Почти сразу после окончания техникума меня стали призывать на службу в армию, но забраковали по состоянию здоровья, сердце подвело. Я очень просился в армию, но однажды один из врачей просто вывел меня из комиссии в коридор и заявил мне, чтобы я прекратил это, поскольку они не собираются за меня отвечать. Несколько лет, каждые полгода вызывали в военкомат на комиссию, браковали и отправили на подтверждение диагноза и лечение в областную больницу, при этом за мной сохранялась 100% заработной платы и практически никакие нарушения не позволяли выписать меня с палаты. Словом, живи, радуйся. Неприятности от этого были только в одном. Наш военком (начальник военкомата), как говорили бывший десантник, упавший на землю однажды с не раскрывшимся парашютом, почему то решил по-своему оформить традицию призыва. По его указанию, все призывники, независимо от того, будут ли они действительно призваны, обязаны были сбривать головы налысо, что обычно делалось с новобранцами уже в самой армии. Объяснялось это очень просто. Был у нашего военкома друг, парикмахер-алкаш, который за 20 копеек, тут же на ступеньках военкомата постригал всех желающих и не желающих призывников. Так я и обивал ступеньки военкомата где-то до 23-х лет, пока наконец то очередная комиссия не порешила мне выдать так называемый военный «белый билет» в котором в графе о военнообязанности было отмечено росчерком от руки «годен к нестроевой». Т.е., как я сейчас понимаю, в случае чего, я мог быть призван только для вспомогательных действий. Впрочем, так и получилось. Несколько лет, каждый полгода, меня вызывали для сверки моих личных данных (место работы и жительство, семейное положение, телефоны). Мне было уже 26 лет, а в армию призывают до 27 лет, когда после очередной проверки, у меня отобрали военный билет, порвали его и заявили, что завтра я должен пройти очередную медкомиссию. Медкомиссия, в которой сидели те же самые врачи, но теперь уже, как бы совсем другие, не поднимая головы, без всяких вопросов подписывали в нужной им графе – «годен, годен, годен». В этом, как выяснилось позже, я не был одинок, нас собралось почти 300 парней по всей области, больных, хромых и всяких там до этого «неликвидных» по болезни. И понадобились, мы оказывается государству в строительных частях армии, для оказания помощи на важных стройках страны. Пришлось наскоро рассчитаться с работы, попрощаться с родными и поехал я служить в армию. Вначале нас привезли в какой-то закрытый (секретный) город Челябинск с цифрами, где нам сразу объявили, что в местных водоёмах купаться нельзя, на земле валяться нельзя, и травинкой в зубах ковыряться тоже нельзя. Всё это повергло меня в глубокое уныние. Но, через пару дней нас снова усадили в поезд и привезли уже в другой закрытый город Красноярск, тоже с цифрами. Всё, что там было секретного, находилось под землёй, но нас, за редким исключением, туда уж не пускали. В актовом зале, служившим и сценой и кинозалом всё начальство части толково донесло до нас что в армии можно и нельзя и после попросили остаться в зале лишь верующих для дальнейших толкований. Уж для того, чтобы к ним не возвращаться, объясню причину. Верующие парни отказывались от присяги, и им за это ничего не было (судили тех, кто отказывались от службы в армии, преимущественно Свидетели Иеговы, обычно им давали срок те же армейские 2 года). Отказ от присяги означал, что нельзя было заступать во время службы дежурными или дневальными по роте и давать другие приказы или поручения, за которые, нужно было нести какую то ответственность. Вроде бы получалось как послабление и халтурная служба. Но офицеры и сержанты роты всегда находили для них повод и причины лишний раз упечь их в наряд на кухню или уборку роты. Присягу мы принимали хором. Кому-то впереди вручили деревянный автомат, он громко читал текст, мы вразнобой повторяли, потом расписались где надо и нам в честь такого события в этот день дали просто отдохнуть. В военной части, куда попали служить, мы уже проходили местный медицинский осмотр военного врача. Он мне сразу заявил, прослушав моё сердце: «Так, собирайся домой, мне такой служивый не нужен. Ещё не хватало за тебя отвечать!». Я категорически отказался, чем очень его удивил. Поговорив со мной ещё немного, медик сказал: «Ладно, служи, я буду за тобой наблюдать». Действительно наблюдал и даже дважды отправил в очень крупный местный кардиологический центр союзного значения, где меня не столько лечили, сколько делали со мной множество экспериментов, а потом проверяли сердце на оборудованиях самых последних достижений Союза. Всё это не было для меня обузой, центр находился в восхитительном лесном массиве, все ко мне относились очень хорошо и каждый, кто выписывался, оставлял для меня что- нибудь из сладостей, соков, сигарет и пр. и пр., так что около моей кровати в обоих случаях стояли аж две тумбочки, набитые едой, сигаретами, книгами и журналами. Вот так, началась моя служба в армии.