АРМИЯ. СЛУЖБА СЛУЖБОЙ.
   Когда нас привезли в армию, постригли на лысо, сводили в баню и выдали военное обмундирование, мы просто вначале не узнавали друг друга. «Вася!» - кричал кто-то в поисках своего друга, а этот Вася стоял позади него и сам искал его. Вообще военная форма очень меняет внешний вид человека. Кому-то она «идёт», кого-то делает старше.
  Я один раз в городе случайно встретил своего командира роты, так был просто в шоке! Он был в гражданской одежде, в джинсах и в рубашке – батник и оказался таким молодым, симпатичным и модным парнем! А потом я узнал, что он вовсе мой одногодка!
   Когда говорят об армии, то говорят, прежде всего, о «дедовщине». Между тем, эта «дедовщина»  есть и на гражданке, только в более мягкой форме. В армии она проявляется в неуставных отношениях старослужащих и молодых солдат. Интересно, что этот вопрос во время так называемой «перестройки» дерьмократы считали едва ли не основным показателем советской армии и вообще позорили её,  ведь наши войска ещё тогда были в Афганистане. Что еще хуже и подлее, позже они добрались до нашей Победы,  марали её, как только могли. А сегодня, те же твари и их наследники говорят о возрождение патриотического воспитания и недопустимости преступных высказываний о ней, хотя сами по уши увязли в военной авантюре на Украине. Но здесь отметим лишь то, что «дедовщина» в современной армии привела уже к многочисленным самоубийствам молодых солдат, что в наше время было редкостью.
   Когда мы прибыли в свой отряд, «дедами» там были ребята с Украины и в основном из Азербайджана. Нас прибыло сразу около 120 человек призыва с одной области, так что вопрос о «дедовщине» застопорился, тем более нас выделили в одну роту.
   Вначале нас, как положено, гоняли по системе – «подъём-отбой», «шагом-бегом», перекличка, уборка помещений и территорий. Днём, весь отряд находился на рабочих объектах, так что мы почти никого не видели. Наша рота находилась на последнем, третьем этаже, и когда мы бежали вниз по лестничным пролётам или вверх, то из других рот нередко вылетали оставшиеся в роте солдаты – старослужащие пинками и  улюлюканием подгонявшие  нас. Но наши ребята договорились, и в «ответку» влетели в их роты и не слабо попинали их, после чего таких инцидентов не было.
   Лежу я как-то на втором ярусе кровати, нам после некоторых «учебок» дали «тихий час», ну прямо как в садике. Вдруг слышу, кто-то громко топает по центру казармы и кричит: «Татары есть!?».  Глянул я, кто это мог быть, а это идёт такой паренёк метр пятьдесят с кепкой, пилотка на макушке, ремень свисает до неприличного места. «Дедушка» - одним словом. Решился ответить: «Я – татарин». Тут он подбежал ко мне, стащил меня с кровати и давай обнимать да спрашивать, как дела и прочее. Но я уже понимал, что здесь особо не любят, кто жалобится. Но он и не  прислушивался. «Сержант! Сержант!» - начал он орать слишком даже могучим для его роста голосом. Вышел сержант, подошёл к нам. «Слушай сержант, - заявил дед-татарчонок. – Это, мой земеля, головой за него отвечаешь, понял?!». «Понял», - мрачно ответил сержант, приглядываясь ко мне.  И буквально через пару дней, этот же сержант, застал меня ночью курящим в неположенном месте и треснул меня по челюсти, но судя по тому, как он делал с другими, я по силе удара понял, что он сделал 50% скидки, помня просьбу моего земляка-деда.
   Однажды я спустился вниз с казармы перекурить и присел рядом с двумя ребятами-азербайджанцами, которые тоже курили и смеялись над двумя нашими ребятами, которых выловили старослужащие и заставили отнести носилки с мусором.
- Зря они так сделали, - сказал я этим парням на скамейке, которые тыкали пальцем на наших ребят, при этом поглядывая на меня.
- Ты почему так говорил!? – не замедлил вспылить один из них.
- А потому и говорю, - сказал я. – Что вы через полгода уедете, а ваши ребята останутся служить с нами. Что с ними будет, если вы так делаете?
    Дело в том, что в нашу роту, каким то ветром занесло около 20  новобранцев из Азербайджана, не ахти каких физических данных, из которых только один с грехом пополам знал русский язык.
Эти ребята немного помолчали, но потом один из них сказал:
- Умный, да?
- Да, умный, - сказал я. – А вы давайте, подумайте сами.
И знаете, эти «заходы» как сдуло.
   Прошло пару месяцев, я уже был каптёром в роте, как меня случайно на плацу встретил тот самый «умный» азербайджанец.
- Привет, Старый (они уже знали мой позывной!), как дела? – сказал он.
- Всё хорошо, спасибо, - ответил я.
- Послушай, Старый, ты – умный человек, но мы тоже это. Ты видишь, да, никто наши ваши не говорит и не трогает? – сказал он.
- Да-да, - ответил с улыбкой я.- Не трогает, и мы не трогаем.
- Правильно, да? Надо дружить! – заглядывая мне в глаза, проговорил он, протягивая руку.
   Мы обменялись рукопожатием и разошлись, но непременно приветствовали друг друга, если виделись, даже издалека.
   В последний раз мы виделись, когда он пришёл ко мне в роту, весь такой сияющий и радостный.
- Старый! – заявил он. Я-дембель. Завтра я домой!  Баку, папа-мама!
- Поздравляю! – искренне сказал я, полагая, что очевидно, он что-то хочет попросить у меня, так было часто с дембелями, но ошибся.
- Старый, - сказал он. – Ты помнишь, мы говорили твои-мои ребята, помнишь?
- Конечно, помню, - ответил я. – Но мы ведь с тобой молодцы, у нас всё хорошо!
- Да, хорошо, всё правильно! – продолжил он. - Ты – умный Старый и я – умный. Мы всё правильно делали. Я вот уезжаю, мы все уезжаем, ты остаёшься, наши ребята остаются. Ты, пожалуйста, и дальше делай умно, хорошо?
- Обязательно, дорогой, - ответил я. – Всё будет хорошо с твоими ребятами! Привет вашему Баку!
 Мы обнялись и разошлись…
 Про стройбат мало что хорошего говорят, а главное и сами ребята, которые служили там. Не знаю, я как-то понимаю нашу службу по-другому.
  Конечно, скажите вы, был каптёром, не служба, а сахар. Ну, знаете, чтобы быть хорошим каптёром тоже надо уметь. Уверен, что я был не из лучших, но и не из худших точно. Были и у меня промахи и ляпы, но старшина как-то всё это дотерпел. Наверное, потому, что я был довольно таки взрослый и умел ладить со всеми и другими национальностями.
   Вот пришёл к нам призыв из Узбекистана. Все на одно лицо, редко кто выше 150 см, знание русского языка 0,00%, позже выяснили, кто знал и тот скрывал. Образованность- 0,50%. Узбеков старослужащих нет, переговорить не с кем. А надо было определиться. Назначать командирами отделений из стариков, смысла нет, всё рано ничего не понимают.
 Командир меня спрашивает:
- Старый, что с ними делать будем? Кто ими командовать будет?
Но он сам принял, как выяснилось самое мудрое решение.
Они стояли в строю по 10 человек в шеренгу, так командир порешил, до выяснения полной ситуации, назначить командирами отделений тех, кто просто стоял впереди, благо они и ростом были повыше других.
- Объясни им, - приказал мне командир.
Я прошёлся по строю, и, ткнув каждого пальцем переднего говорил: - Сен, бастык! (Ты - главный!) и записывал их фамилии.
   И что бы вы думали? Уже к вечеру выяснилось, что оказывается некоторые командиры из солдат солнечного Узбекистана очень даже знают русский язык. А уж каких,  командиров, мы выбрали, так им просто цены нет. Они в полдня перешли на командный голос, а их подчинённые, так просто летали по казарме исполняя их указания. С тех пор для своих нужд, я выбирал именно этих ребят-узбеков. Они были очень исполнительны, а после я очень любил посидеть с ними, попить их круто заваренный чай с восточными сладостями.
   Приходили к нам новобранцы из Челябинска, мне интересно было, что за ребята там, оказалось мои земляки, сплошь татары и башкиры. Дружные ребята, служили хорошо. Потом пришли грузины, все под два метра ростом, и ладони как сковородки. Было даже немного жутковато. Но парни оказались с самых, что ни есть гор, очень воспитанные. Скромные, умеющие радоваться и посмеяться. Несколько парней были среди них городских. От одного из них я получил хорошо второй и последний раз в армии по скуле, когда впопыхах, но по делу, матернул по матери Но за это у кавказцев нужно отвечать и я его правильно понял, и потом мы сдружились даже. Самых «дохлых» солдат увидели – москвичей. Абсолютно неадекватные ребята, за редким исключением. Думаю, что даже из самых глухих провинций большой России трудно было отыскать таких безнадёг. И если по ним судить наш стройбат, то это был полный атас. То они пришли к нам с какой-то венерической болезнью и месяца три их лечили, то они не возвращались с работы на построение, и выяснялось, что они все перепились и по дороге домой сами просто сдались в гауптвахту, чтобы пораньше отоспаться! Наши аульские парни были более опрятными и видными солдатами.
   Не знаю, кому как, но мне в армии понравилось, я там отдыхал. А что? Разбудят, накормят, спать уложат. А ещё и денежку платят за службу. Я сначала работал плотником-бетонщиком, но потом как стал каптёром стал, старшина договорился с одним СМУ (строительный-монтажный участок) чтобы мне нашли лёгкую работу, откуда он мог бы в любое время выдернуть, если вдруг нагрянула комиссия и пр. Так я попал в группу маркшейдеров, основная моя работа была носить инструменты и  держать деревянную планку, когда делали замеры. Эта группа справлялась с работой даже раньше обеда  и просила меня не появляться в управление раньше 17.00 и я в основном с этими инструментами отсиживался в каком-нибудь строительном вагончике и читал книги. Платили мне намного меньше, чем плотником-бетонщиком, но я умудрился привести домой 650 рублей (их перевели на специальный счёт Сбербанка). Кроме этого нам выделили аванс на дорогу по 170 рублей, по блату, так как жена моего старшины работала бухгалтером при части, а я ей много чего по вечерам натаскал в рюкзаке с нашего склада (в основном овощи). 650 рублей по тем временам, много или мало? Чтобы поняли, скажу, что когда я весной пришёл с армии, то осенью уже женился, и вся свадьба мне обошлась 1200 рублей. То есть деньги, на половину свадьбы я с армии уже привёз, а не воспоминания, как тяжело бежать кроссы в полном боевом снаряжении или стрелять из автомата.
   Что мне особо понравилось в армии? Это то, что мы полностью были хорошо обмундированы летней и зимней одеждой, плюс парадная форма в которой демобилизовался каждый советский солдат. Кроме того, у нас была специальная рабочая форма ВСО (военно-строительная одежда) военного цвета, крепкая и надёжная. Не знаю, как в других военно-строительных отрядах, но в нашем отряде, никто не ходил в одежде ЧМО, всем неряхам мы сами делали замечания и таком тоне, что они старались как-то подтянуться. В моей роте, многие ребята возвращались с гауптвахты в очень грязной форме. Они приходили в казарму и докладывали о своём возвращении командиру или старшине и те отправляли их немедленно отстирать свою одежду. Ребята сразу обращались ко мне, чтобы я временно выделил им какую-нибудь одежду на время стирки, но я в основном менял им эту одежду на новую, разве что не делал это для тех, кто действительно не следили за своей одеждой.
   Наверное, многие наслышаны о том, какая чистота и красота бывает  на территории военной части и казармах. Наш отряд не был в этом исключением. Траву, правда, мы не красили в зелёный цвет, но ботва у нас не росла, а снег убирался регулярно и оформлялся красивым кантиком.  В казарме ежедневно делалась тщательная влажная уборка и помещения обязательно зимой и летом проветривались. Окна в казарме были такой чистоты, что казалось, в них нет стёкол. А идеально расположенные в ряд кровати, и застеленные на них одеяла с тремя полосками тютельку в одну полоску каждая.
   О том, какая чистота была в столовой, не стоит и говорить. Наши сослуживцы в основном из Средней Азии и Кавказа  оккупировавшие хозроты всей Советской армии были там безупречны. Думаю, все знают истории о том, что в армии, если проверяющий находит в стопках среди тысячи тарелок одну плохо отмытую, то он имел полное право заставить перемыть всю тысячу. За всё время службы, нам только раз утром не выдали положенное на завтрак кругляк-масла (грамм 20, кажется). Но и тогда к нам вышел заместитель командира по снабжению и извинился перед солдатами и заявил, что вместо масла, нам выдадут дополнительно 2 яйца (а их итак выдавали 2, то есть в этот день получилось 4), а масло это нам непременно вернут. И действительно, на следующий день нам на завтрак выдали две порции масла.
   Еды нам хватало. Старослужащие, уже после года службы шиковали тем, что отдавали свои порции молодым солдатам. Мне этот обряд очень нравился, тем более, никто это не делал с гонором, а с уважением.
   С первых дней службы солдата приучают к порядку и чистоте, собственной и казарменной. В субботу обязательно был банный день, где представитель роты из офицеров обязательно контролировал помывку всех солдат, а врач отряда тщательно высматривал, нет ли на теле солдат подозрительных язвочек или грибков. Там же находился парикмахер отряда, который тут же постригал перед помывкой желающих или по указанию командиров. Постригал он очень профессионально и я не помню, чтобы кто-то пожаловался на его работу. Наиболее привередливые парни подходили к нему в любое время, и он никогда им не отказывал. Я даже фамилию его запомнил, Айвазов, он был из азербайджанцев. Очень многие ребята, не забывали о нём, когда получали посылки и всегда, что-то сохраняли, чем его угостить.
   В одно время командир попросил меня подменить меня приболевшего почтальона роты, в обязанности которого было получать после прибытия с работы почту роты: газеты, журналы и письма. Вроде бы пустая, ничего не значащая должность, но в контакте со всей ротой, это значило, что о тебе все знают и помнят. Кроме основной почты, в штабе почтальону вручали бумажку с фамилиями тех, кому нужно было получать посылку. Посылку адресат должен был получать в штабе сам,  в присутствии дежурных офицеров отряда и роты. Посылка там же вскрывалась и визуально проверялась на содержимое. И что интересно, ни в штабе,  ни по дороге в казарму, ни в казарме было невозможно уговорить взять и угостить чем-то этих офицеров. Видимо, на счёт этого существовало специальное указание и очень строгое.
   Уже открытую посылку, адресат доносил до роты, тут же ставил на одинокую тумбочку недалеко от тумбочки дневального, выбирал там предметы первой необходимости для себя (лезвия для бритья, одеколон, носовые платки, материал для подворотничков и пр.), набирал немного вкуснятины (печенья и конфеты) для близких друзей (вдруг им не достанется,  заметьте, не для себя), а всё остальное оставалась вместе с ящиком на тумбочке. Любой входящий в роту солдат, мог по желанию взять себе что-нибудь для угощения, иногда просто поинтересовавшись, чья посылка.
   Самое большое количество посылок, в буквальном смысле – рота, получала от отца одного пацана-башкира, чей отец работал директором магазина  в селе. Почему именно – рота? Да потому что этот паренёк был безграмотным, не умел писать письма, и всё свободное время ходил по роте и упрашивал, чтобы ему написали письмо для отца. Сначала все как-то соглашались за очень вкусные конфеты, но посылки от отца парня приходили так часто, что мы ими угощали даже дежурных офицеров приходивших ночью с проверкой. Никто уже не хотел ни этих конфет, ни писать письма, разве что самые сердобольные ребята. Позже, этого парня, а может просто его посылки очень полюбили прибывшие с ним в один призыв парни из Грузии. Сами они в посылках конфеты не получали, а получали чачу (самодельная водка) в посылках на адрес жителей города, с которыми договаривались. Не думаю, что такие «договоры» не контролировались кем надо, но все эти посылки грузины получали  регулярно. Они часто просили, дать им возможность посидеть в моей каптёрке по ночам, чтобы с чачей отметить очередные  дни прошедшей службы. Я им просто отдавал ключ от каптёрки и просил вести себя тихо. Но они, через час-два забывались и начинали петь свои красивые песни, так что приходилось вставать и «отключать» или делать ниже громкость этого радио…
   Не всегда конечно все соблюдать весь порядок в роте. Прежде всего это относилось к ночным массовым дракам, по выяснению отношению между ребятами. Многие мне писали в комментариях «ах-ах, у вас были массовые драки!? что за безобразие?!  что за армия такая?! Ну, не знаю. Да, дрались: группка на группку, отделение на отделение, иногда доходило дело и взвод на взвод,  это уж как «загорится». Я, лично ничего плохого в этом не видел, хотя и не одобрял. Просто тут проявлялась мужская солидарность.
   Обычно я попадал на эти явления, чуть позже, когда они начинались, то есть выходил из своей каптёрки, когда шла уже не шуточная бойня, и я даже не интересовался из-за чего и кто начал. С моей стороны казармы выходил и плотник, с другой стороны комсорг и писарь. Сержанты не выходили вообще, даже когда всё успокаивалось. И вот почему. Если бы в этой драке, не дай бог, кто—нибудь получил бы какую-нибудь травму, то спрос был бы с них. А так, они ничего не видели и не слышали, хотя в это время спокойно пили чай с комсоргом и писарем.
   И вот наша «блатная» четвёрка молча смотрела на развитие событий.
Сначала в ход шли кулаки, потом табуретки. И всё это молча, просто где-то с «оханьем» или «аханьем». Потом, со спинки кроватей (советские, панцирные) срывались оцинкованные дужки, и начиналась настоящая битва с перезвоном металла, совсем как в фильме «Александр Невский» когда озвучивали звон мечей.  И тут появлялись первые раненные и получившие убойные порции от металла. Тогда, мы обменивались поднятием рук с противоположной стороной наблюдателей и выходили в центр событий, расталкивая бойцов и отбирая оружие. Всё это было не безопасно, но нас никто не смел трогать и через некоторое время, почёсывая ушибленные места и возвратившись от умывальников умыв кровь, «бойцы» сопя и кряхтя, ложились спать. Плотник поднимал какое-нибудь отделение молодых, которые собирали разбитые табуретки и уходили с ними в плотницкую, откуда возвращались лишь, когда собирали все повреждённые табуреты. Я поднимал такое же отделение, и они собирали все дужки от кроватей, и возвращали их на место. Эта работа была очень трудоёмкой, нужно было очень угадать из какой именно кровати, та или иная дужка и делать это очень тихо, не мешая спать остальным, особенно дедушкам, от которых могло и влететь не слабо.
   У нашего командира роты, по утрам была привычка, стоять у двери роты и «принюхиваться» к вбегающим с зарядки на улице солдатам. Так легко можно было вычислить тех, кто ночью «баловался с зелёным змием», а также другие дефекты, например синяки и ссадины. Обычно последнее случалось после ночной «массовки». Командир вылавливал всех, кто «отметился» ночью, а затем, когда мимо него пробегал последний солдат обращался к раненным в боях, указывая на их раны:
- Что это?
  Ответы были самые разнообразные: упал с кровати, ночью шёл в туалет и ударился об косяк, кто-то бросил тапочек в храпящего и т.д. и т.п.
   Командир одобрительно выслушивал ответы и словно милицейским жезлом делал отмашку рукой в ответ и оценивал ответы двумя или тремя нарядами вне очереди.
   Могу лишь добавить, что драк по национальным причинам я никогда не наблюдал (не повезло, назло либерастам!). Но лишь, много лет спустя, когда в стране, извиняюсь, был бардак (что переводится на русский язык, как место, где происходит разврат), я понял один секрет, который не мог разгадать в армии. У нас казарма был трёхэтажная, и было из неё два выхода. По моим понятиям, один из выходов в ней должен был быть основным, другой запасным. А у нас с первого выхода выходили солдаты 1-го и 3-го этажей, а со второго выхода солдаты со второго этажа. И для меня было не понятно, зачем? Почему не сохраняется правило запасного хода? И только, когда в стране появились признаки «национальных» квартир, в частности Нагорного Карабаха, я вспомнил, что в 1-й роте и в нашей 3-й служили азербайджанцы, а во второй были ребята-армяне. Вот ведь, как этот вопрос просто решался в нашем отряде. С утра до вечера эти кавказцы были на работе, а в отряде они не могли даже столкнуться случайно на лестничных пролётах.
   А так было всё спокойно. В отделение в котором я служил было 3 татарина, 3 казаха, 1 русский, 1 немец,1 украинец и 1...финн. Вот вам и настоящая Советская армия.
   Да, и дедовщины у нас особой не было. Не было дедовщины над нами, поскольку нас было много, но когда пришло наше время, мы тоже останавливали наших ребят от этого явления, дескать нас не трогали, зачем нам трогать. Да,  дураков хватало, но и они осекались, когда видели, что мы совсем не то чтобы не восхищаемся ими, но и считаем это признаком плохого воспитания и не уважения.
  Но всё-таки самыми «отмороженными солдатами были у нас москвичи. Пример, на последок. Однажды в роте дежурили два дневальных москвича, старшим в смене, то есть дежурным по роте был старослужащий. Там форма дежурства такова. Один дневальный на тумбочке стоит, другой смотрит за порядком или спит. Днём, когда рота уходит на работу, на тумбочку (условно, находится рядом) становится дежурный, а дневальный начинают делать мокрую уборку и вообще наводят порядок. И вот один из дневальных отказался чистить туалет, под видом того, что он того не умеет. Всё дело оказалось в одном «очке» туалета, который был забит с горкой. Дежурный пытался ему объяснить, что такого «умею-не умею» в армии не бывает, но тот не слушался и пошёл прямо к командиру роты жаловаться. Наш командир вышел вместе с ним и прошёл в туалет. Оценив обстановку, он заявил, что сейчас поможет решить проблему. Он вернулся в кабинет, достал из сейфа так называемый взрыв-пакет (такой круглый, чуть меньше стакана предмет) имитирующий в учебных боях взрыв гранаты или снаряда и снова отправился в туалет с москвичом. Там, он проткнул шваброй отверстие в куче над очком, впихнул туда взрыв-пакет, широко открыл большие окна туалета, поджёг шнур взрыв-пакета. Они вышли из туалета, и командир слегка придержал её дверь ногой. Бахнул взрыв, и все заглянули внутрь. Такого, конечно, я в жизни не  видел. Вся эта кучка кучно осела по всему потолку и стенах туалета. Вполне удовлетворённый этим, наш командир обратился к москвичу: «Вот что, воин, - сказал он. – Если через два часа, я проверю, здесь хоть что-то или запах будет напоминать об этом, этот туалет все эти два года будет местом твоей службы. Ты понял?!» Я специально, чуть позже, тоже заглянул в этот туалет, потому что сомневался, что это можно будет отмыть. Оказывается можно…
  Да, кстати, я тоже очень много раз был дежурным по роте, потому что, в этом случае мне не нужно было идти на работу, и я мог приводить в порядок наши общие со старшиной дела перед очередной проверкой. А проверки приходили регулярно. Начиная от комиссии от части, затем военного округа и так далее, вплоть до московской. Проходила полная инвентаризация отряда и в конце всегда проверялась состояние солдатской службы. Такая комиссия входила в казарму, выстраивала всю роту с командиром во главе, и кто – нибудь из комиссии обращался к солдатам: «Солдаты! У кого есть жалобы? Может быть, у вас есть дедовщина? Или офицеры и сержанты обижают вас?». Но в ответ была тишина. Тогда они приказывали удалиться офицеров и сержантов и уговаривали не молчать, мол никому ничего не будет, если надо, обиженного солдата они просто заберут с собой. Но снова все молчали. Я конечно был догадливее и поэтому, как-то пожаловался на то, что в библиотеке у нас книги старые и кино нам крутят плохое, так потом меня офицеры наши за это благодарили, а то ведь получалось будто нас всех запугали.
  Так вот, стою я как-то дежурным на тумбочке, мои дневальные спят, у них с утра уборка. Заходит к нам в роту дежурный по отряду офицер, с другой роты.
«Привет, Старый, - говорит и спрашивает. – Как дела? Происшествий нет?».
    Отвечаю по форме, никак нет, всё в порядке. Постояли так, поговорили о том и о сём. А время было уже подъёма роты, то есть шесть часов утра.
   А офицер этот мне и говорит: «Хочешь, Старый, фокус покажу? Только нужно, чтобы не ты, а я роту разбудил».
Я конечно согласился.
Обычно как, в шесть утра, дежурный орёт на всю казарму: «Рота! Подъём!»  И все дела.
   Тут этот офицер на часы  взглянул и не отрывает от них глаз и ровно в шесть часов, вдруг  немного прошёл в казарму и очень тихо, почти шёпотом сказал: «Рота, подьём….». Никого шума и эха. Просто тишина. И тут скрипнула одна кровать, другая, привстал один солдат, другой и как волна один за другим встали все солдаты. И прошли кто куда, кто в туалет, кто к умывальнику. Офицер был очень доволен произведённым на меня впечатлением. И правда, это было здорово. Я потом у ребят спрашивал, слышали ли они как кричали «Рота, подъём!». Никто не помнил! Все отвечали, наверное, кричали, раз все проснулись. Вот такие чудеса могли быть в армии…