Глава 3
                МОЁ ОБРАЗОВАНИЕ
   Когда я пошёл в первый класс, нас было двое, которые не знали ни слова русского языка. Если нужно было, меня научили поднимать руку, и учителю сразу было ясно, зачем я это делал, ведь я всё равно не ничего не понимал, о чём говорят на уроке. Правда я вначале путал женский и мужские туалеты. А мой товарищ по беде, видимо однажды забыл это сделать, и наша учительница заметила это, когда ручеёк доплыл уже до её стола. Нужно было видеть, как она постаралась, чтобы дети не только не смеялись над ним, но и убеждала помогать нам. Это был Педагог! Три года вместо того, чтобы оставлять меня на второй год, она уговаривала администрацию школы оставлять меня "на осень". А к неуспевающим ученикам были тогда такие меры. Их оставляли на «второй год», то есть такой ученик повторно учился в таком классе (были и такие, которые несколько раз были «второгодниками») Или, если были положительные причины, «на осень», когда педагог якобы занимался с таким учеником и подтягивал уровень его знаний. Но это было редко.
   Все старались помочь мне. Когда мы жили ещё в семье сестры мама, каждый в ней старался чем-то заниматься со мной, чтобы я скорее выучил язык. Дочь тёти, Рамзия, работала тогда пионервожатой в этой школе и почти каждую перемену приходила ко мне, чтобы узнать, нет ли у меня проблем.
   Мама плакала, переживала за меня. Но учительница успокаивала её и посоветовала, что прежде всего мне нужно найти какого-нибудь мальчишку – друга, чтобы в общение с ним, в диалогах мне лучше было понимать язык. И такой мальчик нашёлся. Его звали Гриша Горошко, мы жили в одном бараке и учились в одном классе. Он учился посредственно, скорее всего,  у него не было контроля родителями, но в моём случае этого было и не нужно. Главное мы играли вместе, он бесконечно болтал, был очень весёлым и жизнерадостным и очень хорошо ко мне относился. И моё познание языка, половина заслуги его.
  Вторым этапом, неожиданно стала моя болезнь. Была осень, я где то простыл, заболел и отлёживался дома. А тут как раз подошло день моего рождения, не помню, кто и что мне подарил, но мой брат подарил мне целый килограмм конфет, который потом почти сам же съел, и две детские тонкие книжки. Одна из них, помню про Ивана солдата и фашисте Фрице Рыжем Лисе, а другу не помню, но тоже очень интересную. Книги мне очень понравились, и пока я болел, успел несколько раз перечитать их. И с тех пор чтение книг, стало настоящей моей болезнью. Книги тогда, а особенно хорошие, были настоящим дефицитом. И я, прежде всего, записался в школьную библиотеку. Туда были записаны почти все дети школы и книги выдавались не более двух на руки. Если, по мнению библиотекаря, ты слишком рано возвращал книги, то она заставляла тебя пересказать их содержание! Так начался путь в мир моего самообразования.
     Именно благодаря этому и стараниям моей учительницы мое сочинение уже в этом третьем классе читали как образец...десятиклассникам. Да, там было полно орфографических ошибок, но изложено как надо. Мама и мои родные были в шоке от этого известия и очень радовались такому успеху. Очень жаль, что моего первого Учителя уже нет на этой земле. Она бы так порадовалась моим успехам. Но она всегда делала это спокойно, с достоинством, как бы призывая нас не останавливаться нас на достигнутом. Её имя Сатонина Вера Ильинична. О таких не забывают. Мы им обязаны. А они считают, что это просто их профессия...
   Настоящим открытием для меня стала книга Даниэля Дефо «Робинзон Крузо» и я не стесняюсь даже сегодня признаться в том, что она многое дала моему характеру или хотя бы нечто, что как то способствать
   Однако эта страсть к чтению никак не отразилось на моей учёбе. Как то уже свыкся, что я даже неустойчивый троечник, ничуть этому не печалился. Я никогда не делал домашнего задания, всё успевал списать на переменах у своих одноклассников, благо ко мне все хорошо относились. У меня были просто отличные оценки по истории, литературе и географии и между ними глубокий провал на «двойки-тройки» по другим предметом. Так было в школе, так было и в техникуме, в котором я позже учился.
  В городе я записался сразу в три библиотеки, в которых благодаря заметному рвению к чтению, мне выдавали на руки по три-четыре книги, которые я начинал читать уже по пути домой. Мои друзья со смехом рассказывали своим близким, как я однажды за таким чтением врезался головой в фонарный столб!
   Читал я всё подряд, что только мне давали на руки, но затем уже как то систематизировал своё чтение, стал конспектировать интересующие меня темы, а несколько тетрадей с выписанными интересными цитатами и мудрыми высказываниями заполнялись почти ежедневно. К этой системе я пришёл благодаря старшему сыну тёти Габдулле, грамотность которого была, что называется, выше крыши. Он прожил, по своему, очень интересную жизнь. Хорошо закончил школу, институт. Работал на шахте на высоких должностях и пользовался авторитетом, был женат на очень красивой и образованной женщине, детским врачом по профессии. Но вот однажды он поехал в нашу деревню отдыхать к родственникам, где встретился с одним выходцем из нашей деревни, получившим высшее образование и ставшим профессором. Габдулла поделился перед ним своими успехами, но тот иронично заметил, что тот закопает свои знания в прямом смысле в землю (в шахту) и большего ничего не достигнет. Что пробудилось в Габдулле после этих слов, не понятно, но только сдал он документы на поступление в казанский университет, поступил и закончил его, учился в аспирантуре и защитил кандидатскую. Вот такой странный поступок уже взрослого человека, оставившего свою семью, в котором были ещё пять его братьев и сестёр, а также жену с ребёнком, который, к сожалению, позже трагически погиб. Впрочем, он всем всегда помогал. Помог сестре Рамзие, также поступить в этот же университет, а другие учились уже в нашей местности и все получили образование. Каждый год он приезжал навестить родителей, часто краткосрочно. Он всех нас собирал, чтобы узнать о наших делах, а когда уезжал, мы также все приходили провожать его. Он уезжал всегда один на такси и никому не  позволял провожать себя. И лишь намного позже мы узнали о причинах его кратковременности приездов и одиночного отъезда, когда однажды один из наших знакомых не заявил нам, что видел Габдуллу в магазине покупающего сигареты, после недели уже «отъехавшего». Оказывается, он ещё некоторое время проводил здесь у своей бывшей жены…
 Так вот, узнав о моём пристрастии к чтению, Габдулла заявил, что это неправильное отношение к знаниям и предложил более систематизировать моё чтение. Каждый год он оставлял мне список книг, который я был обязан найти и прочитать. Конечно, все книги я найти не мог, но во всяком случае старался найти что можно, этих же авторов, что глубоко удовлетворяло Габдуллу. И именно он потихоньку ввёл меня в мир философии, этики, эстетики и искусства, серьёзной исторической литературы.
   С грехом пополам я закончил восемь классов и почему то решил, что мне нужно «пойти» в артисты, чем навёл ужас всей своей родни. Все они, как могли, отговаривали меня и мне стало ясно, что в мир Мельпомены мне дорога заказана, и я сдался и милостиво позволил им решить за меня, куда мне идти учиться. С моими школьными достижениями, дальше учёбы, в каком либо профессиональном училище, меня ничего не ожидало. Однако родственники решили иначе и предложили поступить в местный горный техникум, причём в самое престижное отделение – электромеханическое, куда даже был конкурс. И на удивление всех я туда поступил! С сочинением у меня не было проблем, ну а по математике я всё мастерски списал! Для родственников это был просто сюрприз, но не более, поскольку моя учёба в техникуме нечем не отличалась от учёбы в школе. На следующий год, как обычно приехал Габдулла, собрал нас и, опросив о делах каждого, заявил мне, что он наслышан о моих притязаниях на честь Мельпомены. И предложил мне собираться и ехать с ним в Казань, где он уже договорился, кажется со студией имени Щепкина, куда меня примут даже без экзаменов. Но я уже как то перегорел, и отказался.
   Много позже об этой моей мечте напомнила лишь одна из старших моих двоюродных сестёр Кадрия, которая заявила, что артистом я, конечно не стал, но в жизни артист получился классный.
   В техникуме я отучился опять же благодаря своей коммуникабельности и закончил его с нулевым запасом знаний и дальнейшие свои карьерные успехи в энергетике и шахте, объясняю только той же коммуникабельностью и умелой практической хваткой. Из всей нашей группы, довольно таки успешного учившихся, только трое отличников и я со временем достигли различных начальствующих постов, не считая того, что я успешно отбивался от всякого рода назначений. Не любил большой ответственности, честно говоря.
   Однако моё самообразование на этом не закончилось. Эстафету от Габдуллы принял некто Эрос Такелло, уж не помню, то ли доцент, то ли кандидат наук, но гуманитарных это точно, или Томского или Омского университета, который вёл со мной активную переписку в течение нескольких лет. Мне было интересно с ним переписываться, не только потому, что однажды он заявил, что я умнейший молодой человек нашего времени и мне надо учиться, но чувствовалось, что ему действительно чем-то интересны мои несовершенные размышления. Не нужно удивляться тому, что такой человек уделял мне столько внимания. Дело в том, что в это время у меня очень большая переписка с различными корреспондентами. И я уже кажется, писал о том, что однажды уничтожил весь свой письменный архив, в которых только писем было около 2000, и это при том, что я хранил, только чем-то значимые из них. Наверное, именно под влиянием Такелло, я сдал документы на поступление в институт на факультет истории, однако поступать не поехал, а вместо этого ушёл в религию. И не куда-нибудь, а в сектанты, религиозной общины отказывающейся регистрироваться в государственных органах (тогда это было «модно» из-за пропагандисткой шумихи Запада о «нарушениях прав человека в СССР» и не соблюдению «хельсинских соглашений).
   Там я приобрёл большие познания по религиозным темам. Раз пять изучил с карандашом в руке Библию, что вылилось в огромную кипу бумаг по различным темам, которые я частично сегодня опубликовал на своей странице на сайте Проза.Ру под названием «Читая Новый Завет», но ещё более трёхсот страниц так и остались не опубликованными из-за не имения времени чтобы редактировать. Тогда же я написал на религиозные темы: одну пьесу, несколько стихов, много притч, а также статей, которые ныне уже утеряны, ведь тогда компьютеров и Интернета не было.  Я без проблем раздавал их нуждающимся, не задумываясь над тем, что иногда  это были единственные оригиналы, которые я не особо и у себя не хранил. Лишь некоторые свои притчи я встречаю сегодня в недрах духовных сайтов Интернета без упоминания моего авторства, разумеется. Религиозное образование, которое я получил, научило меня выделять из текстов, только нужные вещи, запоминать огромные объёмы текстов.
   Позже, когда я ушёл из церкви,  вернулся к религиозной теме, заинтересовавшись темой находок в местности Кумран в 1947 году. Прочитав всё, что возможно о них, и самое главное переводы текстов кумранских находок, у меня сложилось собственное мнение о них, которое с присущим иногда для себя максимализмом, я попытался ещё кого-нибудь убедить. Для этого я письменно связался с Институтом Востоковедения в Ленинграде, где можно найти специалистов по этому вопросу (а их было 2-3 на всю страну). На мои письма, которыми я время от времени бомбардировал этот институт, отвечал самый главный из них. Спустя некоторое время, мне стал отвечать его ученик, поскольку его учитель ушёл в мир иной. А ещё, спустя время и другой его ученик, поскольку и второй сотрудник вскоре умер. Все они терпеливо пытались объяснить мне, что проводить подобные исследования и делать выводы можно, только если ты сам знаешь этот древний еврейский (да и ещё арамейский) язык. Но я сегодня поражаюсь, как они находили возможность отвечать мне, совершенно незнакомому юноши из провинциального городка Казахстана, с его неполноценным видимым насквозь самообразованием. Но они отвечали на каждый, даже самый мелкий вопрос моих писем, указывали на некоторые неточности и даже соглашались с некоторыми моими мыслями. И в конце каждого письма делали длинный список рекомендуемой литературы, основная часть которой была иностранных исследователей, с полным указанием данных книги, вплоть до нужной страницы, которая должна была меня просветить.
   Большим специалистом по Кумрану разумеется я не стал, но сделал для себя некоторые открытия в истории создания некоторых библейских текстов, которые заново пересмотрел.
   Затем меня призвали в армию, в строительные войска (стройбат) где образовательный уровень военнослужащих был не очень высок, но это не очень отражалось на нашей службе. Армия, она для того и армия, что способствует уравнению всех и всего и я могу с уверенностью убеждать, что к концу службы наш призыв, да и не только он, значительно улучшился в общеобразовательном и моральном плане. Даже если они были призваны с пустынных мест Узбекистана или с гор Грузии. Многое мы могли подчерпнуть и у них, от их простоте взаимоотношения и других качеств мужчин.
   В отличие от строевых частей здесь особой пропаганды не вели, Ленинская комната всегда пустовала. Кино нам «крутили» на стенку. Телевизор работал до 10 вечера, то есть до отбоя. Со временем, ребята всё-таки добились, чтобы по воскресениям их водили в местный кинотеатр, где можно было посмотреть более современное кино. Газеты и журналы поступали в роту пачками, из которых командирами извлекались на вечное пользование журналы «За рулём» и «Охота», а остальные «толстушки», если и забирались, то всё равно через некоторое время возвращались в роту. Библиотека в отряде была, но в ней были столь старые издания и книги, что любители чтения практически сразу теряли к ней интерес. Мне эта литература была интересна, всё таки хотелось узнать, что читали в Союзе в 50-60 – х годах. Кроме того я крепко «подсел» на полное собрание Л.Н. Толстого прочитав все  тома от корки до корки и сделал для себя много открытий в его творчестве и духовных исканий.
  Однако этого мне было конечно мало. И спустя некоторое время, когда мои позиции в роте окрепли, особенно после того как я стал каптёрщиком (помощником старшины роты по одежде военнослужащих и постельных принадлежностей и пр.), то сразу же договорился с командиром роты о выдачи мне одноразовой увольнительной в местную городскую библиотеку. В увольнительной подписанной командиром отряда так и было написано, что данное лицо, каждое воскресенье с 10.00 до 17.00, направляется в городскую библиотеку им. Маяковского по маршруту (указаны очередности улиц) и в случае нарушения маршрута может быть задержан. Я берёг эту увольнительную, как зеницу ока и за всю службу лишь пару раз пропустил посещение библиотеки. Библиотека была очень хорошая, с огромным «бюджетом» книг и журналов. Но сотрудниц я наверное больше удивлял тематикой своего чтения и выбором книг, которые мне разрешали брать с собой до 5-6 штук. Кроме того я делал большое количество заказов на книги и журналы по МБА (межбиблиотечный обмен), которые приходили  в основном с Ленинграда или Москвы, а многие заказы на статьи или указанные страницы книг, библиотека получала в ксерокопиях, на фотобумаге или плёнках с отметкой «На усмотрение библиотеки». Эта надпись означало, что сотрудники библиотеки могли сами решить, оставлять ли эти копии в своих архивах или отдать их заказчику. С благодарностью вспоминаю, что мне отдали все копии и на всех на них стоит надпись «В дар». Нужно сказать, что МБА было очень полезным явлением и за все годы пользования им не только в армии, но и до и после, я получил отказ только на одну заявку, копий нескольких страниц из «Корана» в переводе Крачковского. Наверное, на этом тогда лежало, какое-то табу и лишь после развала Союза я купил не только эту книгу, но и перевод Корана Саблукова. Домой из армии я привёз  архив различных копий книг и статей, и две толстенные мои абонентские книжки, что свидетельствовали о том, что за время службы армии я прочитал столько книг, что никогда уже и не прочитаю.
   После армии, я как-то устроил свою семейную жизнь, женился и как уже написал, сжёг большую часть своего архива: записи, дневники и письма.
    И если мерить это всё по Горькому, то на этом закончились «Мои университеты» и началась моя жизнь «В людях», которую фактически можно разделить на две части: жизнь при социализме и жизнь при капитализме, если оно точно такое и есть…
   Сегодня можно сказать, что моё мировоззрение и есть сплетение этих «университетов» и хождение «в люди»…. С чем собственно я пришёл в литературу.