БРАТ ДАМИР
   Мой брат был старше меня на семь лет и поэтому по настоящему мы начали с ним общаться, когда…стали вместе, по-мужски выпивать. И даже о том, что у нас один отец я  узнал после того, как тот умер. В детстве (моём) мы общались мало, а когда мы переехали в Казахстан, то ничуть больше.
   В деревне брат закончил 7 классов, но новом месте вопрос встал, как его устроить на работу. Семье нужно было подняться, запасов денег не было. Но на беду тогда вышел указ – малолетних на работу не принимать (только в исключительных случаях), обязать всех получать восьмилетнее образование.
И тогда трудоустройством брата занялся тот же старший двоюродный брат. В один из дней он заявил, что они с братом поедут в комбинат, где директором тогда был Гурба Виктор Васильевич с которым некогда работал на одном руднике, в фойе административного корпуса которого много лет висело фото, где они вдвоём дают наряд рабочим.
   Но оформить это ходатайство нужно было как-то убедительно. И поэтому старший брат попросил моего брата, когда его пригласят войти, постараться заплакать. Как рассказывал брат, он тогда не имел представления как это сделать. Но когда в начале приёма, к директору вошёл старший брат, а потом женщина-секретарь пригласила войти моего брата, он вошёл и к своему удивлению сразу заплакал.
   Виктор Васильевич замахал руками и заявил: «Ладно, ладно! Оформляйте его!» и подписал заявление.
  Так брат стал работать, а по вечерам, согласно закону учился в вечерней школе.
 Работа у него была очень простая. Он дежурил в степи в небольшом шалаше у скважины, с которой в шахту опускали балласт и цемент.  Задачей брата была следить, чтобы скважина не забилась крупным балластом или комками цемента. В общем проще некуда. Но так случилось, что брат это дело не уследил, и скважина однажды забилась, и целую неделю в шахту не поступал нормально цемент и балласт, пока специалисты не распалили затор (взрывали взрывчаткой). Брата уволили в первый же день, и расстроенной маме двоюродный брат пообещал со временем всё же устроить моего брата на работу. Однако обещанное затянулось на пару месяцев, но потом разрешилось совсем неожиданным образом. Выяснилось, что оказывается по законам того времени, прокуратура города производила ежемесячную проверку законности изданных приказов на производстве и т.д. в том числе, увольнений по  статьям трудящихся. И вот на основании такой проверки из прокуратуры позвонили в отдел труда и кадров рудника и заявили что: во-первых они незаконно приняли на работу несовершеннолетнего, во-вторых, опять же незаконно уволили с работы несовершеннолетнего, который не может работать на материально ответственной работе. На основании этого, предприятие обязано восстановить молодого человека на работе, а также полностью компенсировать его материально.
   Всё сделали, как потребовала прокуратура, только на работу перевели другую. И стал он  помощником кузнеца на том же руднике. Тогда такая кузница почти нечем не отличалась от средневековых. Очень много хозяйственных вещей и что удивительно даже запчастей изготовлялись там. Я был в этой кузнице пару раз. Впечатлений было конечно много. Сегодня я никак не смогу уже объяснить. Там всё пыхало жаром и огнём. Расплавленный в печах металл заливался в формы, а затем доводился до окончательного результата.  Взглянув на остывающий металл, кузнец давал команду: «Давай!» и брат хватал огромный молот и что есть сил молотил по горячему, красному металлу. «Стоп!» - давал команду кузнец и удовлетворенный готовым продуктом что-то проверял, постукивая по нему маленьким молоточком, совсем таким, как железнодорожные смотрители железнодорожного состава на станциях постукивают по колёсам вагонов.
 Очень скоро на этой работе, брат превратился в красивого и физически развитого юношу. У него была такая фигура, что Шварценеггер, наверное, молча плакал бы в стороне.
  И поэтому не удивительно, что когда его вскоре призвали в армию, он попал служить, по его словам в спецвойсках (МООП), которые находились в трёх точках страны: в Прибалтике, Кавказе и Средней Азии.
   Все соседи по дому искренно интересовались у мамы, как идёт служба у брата и поэтому она всегда носила в сумочке последнее письмо от него, ну уж фотографию просто обязательно.
  Из армии мама получила благодарственное письмо командования за воспитание достойного сына (была такая форма награды, утвержденная высшим командованием), брат приезжал в отпуск (тоже награда) и в конце службы он был награжден юбилейной медалью к 100-летию со дня рождения В.И. Ленина, которой были награждены множество достойных граждан страны, но за трудовые успехи, а у брата она была за воинские и это было  весьма редкой наградой.
   Навсегда я запомнил, как он летом вернулся с армии. Добравшись до Караганды, он решил не дожидаться поезда и напросился в какой-то попутный товарняк и поэтому дальше попуткой добрался до нашего посёлка рано утром. А у нас в это время стояла жара поэтому многие люди спали на балконе. И наша соседка по этажу в это время стояла на балконе, когда увидела его идущего одиноко бредущего по по алее. Она немедленно выскочила в подъезд, начала стучать в нашу дверь и кричала во весь голос;
- Тётя Тося, Дамир идёт!
Она кричала так, что весь подъезд проснулся! Мы выскочили с мамой в подъезд, но ещё минут десять ждали, когда он доберётся до нашего пятого этажа. Все соседи бурно приветствовали его, обнимали и любовались над возмужавшим братом.
Вернувшись, он устроился на работу уже в шахту, а там его уговорили поступить в горный техникум, в котором он учился в вечернее время (5 курсов). То есть он уходил на работу рано утром и возвращался поздно вечером к десяти вечера. Я всегда ждал его с работы и мы вместе ужинали. Перед ужином он непременно вылавливал из супа свой кусок мяса, отрезал от него кусок и отдавал мне. После ужина он сразу отправлялся спать, уставал, конечно.
   Я прожил всё моё детство и юность за его спиной. Он работал, я учился. За всю жизнь, он ни разу не поднял на меня руку и спокойно наблюдал, как я заслуженно наказывался мамой за «успехи в учёбе», но очень часто поднимался и прикрывал меня собой и говорил: «Ну, ладно, хватит».
  Когда мама обнаружила (или догадалась) что я начал курить, она тотчас пожаловалась брату, рассчитывая, что он как то воздействует на меня. Но тот даже не взглянул на меня.
- Сколько денег ты даёшь ему в день? – спросил он у мамы.
- Семьдесят копеек, - ответила она.
- С завтрашнего дня давай ему рубль, - сказал брат. – Пусть не подбирает окурки.
   Надбавка в 30 копеек, означало, что я мог (должен) позволить себе покупать самые дорогие себе сигареты с фильтром.
Когда я учился в техникуме, однажды вернулся домой совершенно пьяным (храбро отмечал с ребятами своё день рождение). Маме было  очень неудобно, что я фактичекски находящийся на иждивении у брата, позволил себе такое и теперь мучился у раковины.
  Но тот лишь с интересом взглянул на меня и посоветовал маме:
- Дай ему молока или кефир.
Он был очень добрым, отзывчивым и весёлым человеком, не книжно умным и хорошим производственником.
  Вскоре он женился и пока они с женой проживали с нами, успели родить двух дочерей и только потом переехали на свою квартиру, сначала двухкомнатную, затем и трехкомнатную, а после и получил (позже расскажу как) коттедж. В коттедже он не успел пожить и вскоре они уехали в Татарстан, где у них уже отучились и жили дочери.
  Из шахты он вышел по инвалидности.
   На меня он как то особо не надеялся и как мне кажется, был доволен уже тем, что я вырос «нормальным» парнем. Это потом он очень удивлялся тому, как я быстро рос по карьерной лестнице в энергетике и, когда он устроил меня работать на шахту. Особенно тогда, когда мы работали начальниками одних и тех же по специфики участков, на одном руднике, но на разных шахтах.
   Люди уважали его и на работе, многие общие знакомые старались перед ним хвалить меня. Конечно, он очень гордился мной, а после и моими литературными потугами.
  В Татарстане ему стало хуже со здоровьем, сказалось то, от чего нас отговаривали врачи, не менять климат, наш сухой, на влажный.
   Когда мы встретились с ним в последний раз, он так и сказал мне, что здесь на родине, он не прожил ни одного счастливого дня, имея в виду здоровье.
  Когда мы расставались, он смотрел на меня своим несколько ироничным, но добрым взглядом, который преследовал меня всю жизнь, что, мол, вырос?
  Когда его не стало, мне было трудно в душе поверить в это и лишь спустя неделю, в одиночестве, я поверил и разрыдался…