ГЛАВА 9    ГЕОЛОГИЯ. ГОЛОД И СМЕРТЬ В СТЕПИ.
   Эта единственная зима, которую я пережил в геологии, в сущности, ничем не отличалась от зим в этой местности: снежная, холодная, с буранами и метелями. Разве что, одно дело, когда это зима в городе, другое в безлюдной степной глухомани.
   Но всё было как обычно, люди радовались первому снегу, появились заботы по очистки снега у входа  в наши жилища, ну а дорогу к нашей шахте ежедневно чистили маленьким трактором.
   Всё было хорошо, но изменилось в одночасье. Установилась жёсткая ветреная погода, так что мы едва добирались на работу. Вход в шахту, которая представлял собой наклонный штрек – промёрз, и пешеходная дорожка в неё покрылось льдом на приличное расстояние. Посередине штрека была проложена рельсовое полотно для вагончика, в которую грузили породу, и выдавали «на гора» (на поверхность). Ездить на вагончике было категорически запрещено, так как он часто слетал с рельсов, но создавшиеся положение с обледенением, заставило нарушать это правило.
   В первое время спускались в шахту оригинальным способом, просто садились, простите, на задницу, и скользили по льду до самого его окончания и едва замечали это место, то начинали тормозить руками и ногами, как только возможно и не всегда удачно. Подниматься же на поверхность вскоре стало совсем невозможно. И тогда спуск-подъём людей стали осуществлять на вагончике на малой скорости с очень большими предосторожностями и сигнализацией. И если внизу можно было подавать электрические сигналы звуковые и световые, то уже по штреку это было возможно только ударами металлическими предметами по водяной трубе.
   Но настоящие испытания ждали нас впереди. Нескончаемые метели и бураны замели дороги, и  со временем проезд к нам стал совершенно невозможен. Всё это отразилось, прежде всего, на наш пищевой рацион. Очень скоро продукты просто закончились и у нас остались в запасе только мука, которую как-то оптом завёз к нам снабженец Сабия и чай. И весь наш завтрак, обед и ужин состоял из двух блюд:  пышки в виде пирожков, которые уже на третий день народ стал называть «тошнотиками» и светлого-светлого чая. И этот народ, конечно, стал возмущаться, назревал голодный бунт. Нас, с экспедиции  пытались успокоить, мол к вам выехал караван машин с продуктами, но через некоторое время пришло сообщение, что он не смог проехать. Послали второй и снова безуспешно!  А время шло.
   И тогда по рации, начальнику партии прислали необычное послание. Ему разрешили вскрыть один из особо опечатанных конвертов в его сейфе, где по утверждению этого высшего начальства, находится карта, в которой указан секретный склад продовольствия, законсервированный ещё руководством геологии Союза! И находится этот склад всего 200-300 метрах от нашей партии! Слух о складе с продуктами буквально вдохнул надежду в нас, ни о какой работе речь уже не шла. Все принялись расчищать дорогу  ориентировочно  к складу. Всё топливо слили в трактор, работали днём и ночью. Нашли склад не в мою смену, ночью, когда я спал. Он действительно оказался близко к партии и просто удивительно, что никто не увидел его. Склад был в землянке, хорошо сохранились даже ступеньки к нему. Дверь была железная, на нём висел большой амбарный замок, ключ не искали, а просто сбили обухом топора. Склад был полный, полный только одним и тем же, какими-то прозрачными пакетами. В каждом пакете было: пачка галет, это такие хлебцы размера печенья «Привет», которые если макнуть в воду, эти галеты разбухали в несколько раз, они были безвкусные и ими просто наполняли желудок; там же были карамели «Взлётные» с полкило; и были тюбики, типа космического питания с вишнёвым крюшоном. И в каждом пакете бумажка с отпечатанным текстом: «Для потерпевших крушение в море. 1 пакет на три дня». Вот. Потом, знающие люди объяснили мне, почему именно для потерпевших в море. Дело в том, что эти галеты можно было мочить и в морской воде, без последствий. Конфетами, конечно, сыт не будешь, от галет мужики плевались, а оставшиеся тюбики с крюшоном разобрали для своих детей и детей родственников. Кардан, так целый ящик их набрал, многие старались отдать ему свои тюбики.
   Но так дальше продолжаться не могло и наконец, к нам прорвались. Один мощный трактор и две машины  с продуктами. Вернее, продуктов было полторы машины, а полмашины было водки. Ну, тут народ всем и всё простил: и начальству, и господу богу и природным катаклизмам. Что интересно, на второй день даже не закусывали и только Сабия, который ещё никуда не уезжал, вёл строгий учёт выпитой водки. У нас постоянно выбивал свет, и я как единственный не пьющий бегал в дизельную, где обнаруживал, что дизель, что давал нам свет, выбил, а дизельщик мертвецки пьян спит. И мне стоило большого труда разбудить его и дотащить до дизеля, чтобы он включил его. Однажды я просто спас его, когда прибежал к нему, а он лежал лицом в луже соляры и мазута и уже пускал последние пузыри. На пятый день приехало высокое начальство, оно сразу же организовало собрание коллектива,  на котором осудило простой и застой производства. Оно обязало всех нас  выполнить месячный план. Всем прямо «стало» стыдно. Выступивший с ответным словом начальник партии поблагодарил начальство за спасение партии от голодной смерти и пообещал не только выполнить план, но и перевыполнить! На следующий день все ещё раз похмелились и вышли на работу.
   Постепенно всё вошло в норму. Продукты поступали во время, ствол шахты отогрели с помощью вентилятора и обогревателя.
   Стали стабильными и наши выходные.
   Я возвращался с очередных выходных в машине с продуктами. Сабия всё пересчитал вместе со мной и вручил мне бумагу, чтобы начальник партии расписался в ней и отдал шофёру. Мы немного не доехали, когда машина заглохла. Шофёр, почти час провозился с ней, но ничего не смог сделать.
- Пошли пешком, - предложил он мне. – Здесь недалеко.
И я согласился, а что мне оставалась делать. Пошёл, хотя совсем недавно, в соседнем совхозе семейная пара поехала на тракторе в аул, где жили их родственники. Трактор заглох, и они пошли пешком. На них напали и съели волки.
   Волки на нас не нападали, но скоро начало темнеть, мы постепенно выбились из сил и поняли, что ошиблись, до партии нам не дойти. Как мы приняли решение зарыться в снег и как нас нашли, я не помню и не знаю. Я отходил в партии, что было с шофёром, не знаю. Знаю и понял только одно, если бы мы погибли, это была бы абсолютно не страшная и спокойная смерть.
   К весне я заговорил о желание вернуться домой и меня без проблем рассчитали, и я понял, что все просто боятся огласки этого случая.
  Но я, пожалуй, впервые рассказываю об этом, и у меня тоже были причины молчать об этом случае.
   Так закончилась моя одиссея в геологии.